“Армянская ойкумена” (АО) сегодня нуждается в геополитической концепции развития. Геополитическая доктрина и вовсе отсутствует, нет четкой модели геополитичекого “поведения”. А это в свою очередь порождает “рыхлость”, неорганизованность и непоследовательность ее “внешней политики”. Поэтому именно сейчас крайне важно выработать политическую концепцию, которая бы определяла фундаментальные стратегичекие приоритеты и задавала бы определенные ориентиры в этом сложном, постоянно меняющемся мире, в котором живет сегодня “Армянская ойкумена”. Поэтому основное внимание необходимо уделить анализу и современному переосмыслению византийской концепции как одной из наиболее перспективных идейных основ “внешней политики” АО в ее евразийском геополитическом измерении. Модель византийско-евразийской концепции теснейшим образом связана с геополитикой. Геополитика – это не просто международная политика, учитывающая исключительно силовой фактор.
Заметим, что принципы геополитики действуют и в такой глубокой и тонкой сфере, как религия.
Если мы вспомним историю христианской Церкви, то мы получим, пожалуй, самую очевидную иллюстрацию принципа геополитического дуализма.
Единая христианская традиция, ставшая официальным вероисповеданием Римской империи при Константине Великом, исторически разделилась на два направления: “православное”, “восточное”, которое можно назвать евразийским направлением в христианстве, с другой стороны – “западное христианство”, воплощенное в католицизме и протестантизме. Вроде бы изначально имели место лишь небольшие отклонения и погрешности в формулировке христианских догматов. Внешне они выглядели даже менее значительными, чем отличия в обрядах между некоторыми Поместными Православными Церквами. Тем не менее, нельзя не заметить определенный цивилизованный конфликт между христианским Западом и христианским Востоком, который длится уже более 1200 лет. Так геополитический индекс применительно к одной и той же религиозной традиции дает абсолютно разные цивилизованные модели. Одни – воплощающиеся в “Армянской ойкумене” (АО), в “восточно-православной цивилизации”, другие – в “западной”. И между ними, несмотря на общую христианскую основу, много противоречий.
Исходя из критериев такой “глубинной” геополитики, можно определить то, что можно назвать евразийским началом в религии.
Таким образом, мы можем говорить о том, что существующий в религии определенный геополитический, очень тонкий, созерцательный, евразийский подход, дает открытую, глубинную евразийскую традицию, воплощенную в Византийском Православии.
Территориально эта традиция охватывает громный ареал, включавший, кроме территорий Византии и Армении, стран и народов Восточной Европы еще и “Великую Евразийскую Степь”.
При этом в центре внимния находились процессы христианизации ближних и дальних соседей Византийской империи и Армении, их вовлечение в орбиту влияния “Армянской ойкумены” или “восточно-православной” цивилизации со свойственными ей политическими, социальными, церковными и культурными институтами, включая нормы права, морали и правила поведения людей в семье и обществе. В целом этот процесс можно назвать “византийско-степной (евразийской) дипломатией”, а ее результаты “степным (евразийским) византийством” или “армянским евразийством”.
Подчеркнем, что “византийско-армянская степная дипломатия” во многом определялась географическм фактором и уходящими в глубокую древность торгово-экономическими отношениями между народами обширного евразийского региона, которые сыграли определенную роль в качестве материальных предпосылок к формированию “византийско-армянской ойкумены”.
Было бы ошибкой рассматривать степных кочевников только как источник военных бедствий или как человеческий материал для осуществления “византийско-армянской дипломатии”. Некоторые из них, например, внесли прочный вклад в культурную историю Южной Руси. В особой космополитической культуре, которая расцвела на этой земле в классический и эллинистический периоды и сохранилась в раннее Средневековье, сочетались элементы культур Ирана и Месопотамии, Балкан и Малой Азии, Центральной и Северной Европы. В Южной Руси сходились торговые пути из Центральной Азии и Западной Сибири, с южного побережья Черного моря и из северных лесов. Однако, несмотря на все международные связи, южнорусская степь и в античные времена и Средневековье являлась преимущественно восточной землей, выдающейся к западу частью евразийской степи; и ее культура, кроме культур греческих прибрежных городов и славянских общностей к северу от степного пояса, была главным образом азиатской по происхождению.
На восточной окраине южнорусских степей, между Азовским морем, Каспием и Кавказом, находился регион особой стратегической важности. Окруженный морями и реками, он служил удобной естественной стоянкой для многих кочевых народов, которые прибывали из Азии через проход между Каспием и Уральскими горами. Византийско-армянские государственные деятели понимали необходимость иметь сильного союзника в этом секторе, политически наиболее стабильном в понтийских степях, потому что, если местные народы были достаточно сильны и настроены дружественно по отношению к Византии и Армении, то они могли охранять восточную часть европейского степного коридора и вообще помогать в сохранении баланса сил по всей длине северных границ империи. Несколько раз “византийско-армянская дипломатия” достигала успеха в этом регионе.
Историческая же геогрфия Руси всецело зависела от особого сочетания двух составляющих природных условий этой страны рек и степи. Между реками, которые открывали русским путь к торговле и доступ к цивилизации средиземноморского мира, и степью, которая означала опасность вторжения кочевников, существовало непримиримое для того времени противоречие.
Последующее разрешение этого противоречия целиком заслуга Российского евразийского государства, которое являет собой геополитический синтез Леса и Степи, лежащей в основе великоросской государственности. При этом этот синтез является ключевой реальностью для культурно-стратегического контроля над Азией и Восточной Европой.
А успехи “византийско-армянской дипломатии” породили такое определение как “степное византийство”. Когда мы произносим слово “Византия”, без каких-либо пояснений и добавлений, то содержание понятия бывает различным. Может оказаться, что Византия – это Восточная, Римская империя, реликт былого величия, на протяжении тысячи лет, катившийся к упадку. Так понимали термин “Византия” и Гиббон и Лебо, а также Владимир Соловьев. Может быть, под этим термином подразумевается греческое царство, возникшее как антитеза выродившейся античности, имевшее свои собственные ритмы развития, свои светлые и теневые стороны. Такой видели Византию Успенский, Кулаковский и Шарль Диль.
А может быть, Византия просто огромный город, средоточие торговли и образованности, воздвигшийся на берегах голубого моря. Это тоже закономерное понимание термина, но, по-видимому, следует использовать его четвертое значение: Византия – культура, неповторимая и многообразная, выплеснувшаяся далеко за государственные границы константинопольской империи. Брызги его золотого сияния застывали на зеленых равнинах Ирландии (Иоанн Скотт Эригена), в дремучих лесах Заволжья (Нил Сорский и нестяжатели), в тропических нагорьях вокруг озера Цана (Аксум) и в Великой Евразийской степи.
В таком понимании термина “Византия” не только город Константинополь и подвластная ему страна, и даже не только халкедонское исповедание, но целостность, включающая в себя равно “православных”, “монофизитов”, “несториан”. То, что перечисленные течения мысли боролись между собою, не противоречит предложенному значению термина, ибо идейная, да и политическая борьба – тоже вид связи, форма развития.
При этом происходило проникновение этой бурлящей, раскаленной мысли на Дальний Восток и в бескрайние пространства Великой степи (христианство проповедовалось армянами в Средней Азии с 344 года – первого упоминания епископии города Мерва).
Необходимо отметить, что в аспекте борьбы мировоззрений влияние китайской и мусульманской культур в степи было ограничено и остановлено византийско-армянской культурой, понимаемой в самом широком смысле.
И самое любопытное в этом явлении было то, что успех “армянского евразийства”, то есть проникновение византийско-армянского христианства в степь, нельзя подвести под рубрику “культурных влияний”. Всякое влияние предполагает какую-нибудь форму принуждения, хотя бы моральную, интеллектуальную, эмоциональную. А кочевники были всегда чувствительны к любым формам принуждения и умели весьма успешно отбиваться от них. Но Византийская империя (как собственно и Армения), находясь далеко от степей Центральной Азии, не давила и не могла давить на кочевников. К тому же проповедь христианства среди кочевников вели “армяне-несториане” и “армяне-монофизиты”, которых в самой Византии считали еретиками. Поэтому распространение христианства в степи было не “культурным влиянием”, а пересадкой идейных ценностей.
Следует отметить, что проводниками “византийско-армянской” цивилизации в “Великой степи”, являлись армяне: несториане и монофизиты. Результатом миссионерской деятельности армяно-несторианских монахов и священников стало то, что в Центральной Азии было многочисленное христианское население, вынужденное (при неудачно складывающейся политической ситуации) в XIII веке бежть в единственную близлежащую единоверную страну (Русь).
Небходимо отметить, что Русь получила не только опытных в государственных делах людей, великолепных воинов, но и “биологическую проводящую среду” “степного византийства”. И с этого момента Русь, территориально расширяясь, олицетворяет не только “константинопльское византийство”, но и “степное (евразийское) византийство” или “армянское византийство”.
Но нельзя при этом забывать, что и страны, всегда входившие в “византийско-армянскую степную (евразийскую) ойкумену” и подвергшиеся в дальнейшем процессу исламизации, также объективно являются наследниками и возможно проводниками “армянского евразийства”. При этом “армяно-евразийским исламом” по аналогии с “армянским православием” как “византийско-евразийским христианством” – можно назвать мистическое шиитское направление, все формы суфизма и различные модели исламского традиционализма.
Заметим, что через религиозный фактор не только “православные” страны, но и армяне в исламских (прошиитских) странах примыкают к России, являясь ее геополитическим продолжением в Евразии, и играющих важное связующее звено в связке “православие-прошиитский ислам”. Судьба “православных” стран и армян (Армении) – судьба русских на геополитическом уровне – это одна и та же судьба. Поэтому для того, чтобы “православным” странам и армянам (Армении) вернуться к византийско-евразийсой константе, им необходимо обратиться к Исламскому Прошиитскому Востоку, главным ядром которого является Иран. Сегодня геополитическое соседство России и Ирана по большому счету олицетворяет собой соприкосновение двух цивилизаций – христианской и исламской, что имеет фундаментальное значение для византийско-евразийской концепции развития двух государств. Второй линией византийско-евразийского альянса с Югом являются страны, некогда входившие в т.н. “византийскую ойкумену”, которая охватывает часть передней Азии и Северную Африку: Ливан, Сирия, Ирак, Египет и Судан, а это геополитический выход к восточно-православной Эфиопии.
Этот блок также жизненно важен для континентальной геополитики, поскольку эта зона является стратегически важной в вопросе контроля над юго-западным побережьем Европы. Именно поэтому английское, а позже американское присутстве в этом регионе является историко-стратегической константой. Контролируя Ближний Восток и Северную Африку, англо-американцы традиционно держали (и держат) континентальную Европу под политическим и экономическим давлением.
Европа же жизненно заинтересована в максимально глубоком проникновении на юг африканского континента, опираясь при этом на панарабский блок. В рамках же византийско-евразийской концепции “Армянская ойкумена” могла бы задействовать свои возможности в вышеперечисленных исламских странах, и была бы в принципе способна лоббировать сближение арабских стран с Ираном, добиваясь скорейшего забвения искусственно инспирированного ирано-иракского конфликта, что является важнейшей задачей гармонизации отношений в Евразии.
В этих вопросах и в ряде других, Россия способна стать Центром-Лидером, а “Армянская ойкумена” и Армения связующим звеном двух цивилизаций – “восточно-православной” и “мусульманской” через всемерное сближение с Ираном и арабским миром. Это “распределение геополитических полномочий” обеспечит союзу установление контроля над важной ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ КЛАДОВОЙ МИРА _ РИМЛЕНИДОМ и установление справедливого устройства в мире. Именно такой союз обеспечит баланс сил, и интересов в мире и исключит систематические и разрушительные силовые акции в этом регионе. При таком развитии “Армянская ойкумена” и Армения становятся значащими факторами международной политики на Евразийском континенте.
Такое развитие, безусловно, основано не только на геополитических и геоэкономических интересах, но и на ментально-цивилизованном единстве “византийско-армянских” и “проиранских” народов. Потенциал этого развития таков, что в перспективе возможно:
а) создание наднационального совета “византийско-армянских” народов по типу Европейского Совета;
б) формирование экономического союза между “проиранскими” и “византийско-армянскими” странами;
в) создание единого парламента;
г) создание единого информационного поля;
д) создание конфедерации “византийско-армянских” и “проиранских” стран, в состав которой вошли бы следующие страны: Албания, Армения, Афганистан, Беларусь, Болгария, Греция, Грузия, Египет, Иордания, Ирак, Иран, Кипр, Казахстан, Киргизия, Ливан, Македония, Палестина, Россия, Румыния, Сирия, Судан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан, Украина, Югославия, Эритрея, Эфиопия.
Необходимо добавить, что нельзя недооценивать некоторые негативные тенденции такие, как православный и исламский фундаментализм, догматическое антизападничество, противоречия между некоторыми странами.
Тем не менее, объединение и сотрудничество “византийско-армянских” и “проиранских” стран возможно на основе “византийско-евразийской идеологии”, ведущей к диалогу цивилизаций.
Конфедерация вполне может опираться на собственные резервы. Естественные богатства этих стран, их научно обоснованное распределение, высокий научно-технический потенциал создадут экономическую самодостаточность региона и послужат продуктивному и взаимовыгодному его участию в международном разделении труда.
Союз “византийско-армянских” и “проиранских” стран станет важным фактором стабильности мира и борьбы с насилием, будет основой гармонической целостности цивилизации. Очевидно, что такой союз будет способствовать возрождению Армении и дальнейшей структурализации “Армянской ойкумены”.
Назовем основные постулаты концепции неовизантизма или “армянского евразийства”:
– во-первых, централизация государственной власти;
– во-вторых, единение всех “византийско-армянских” христиан;
– в третьих, объединение геокультурного пространства стран, находившихся (в той или иной степени) в “византийско-армянской ойкумене”;
– в четвертых, единство “византийско-армянских” и “проиранских” стран, входивших условно исторически в ареал “степного (евразийского) византийства”.
При этом неовизантийская (византийско-евразийская) концепция востребована и ее необходимость диктуется следующим:
а) возможностью создания на основе этой концепции “армянской государственной идеи”;
б) созданием единой сети взаимодействия Армения – “Армянская ойкумена” – Евразия – “Армянская ойкумена” – Армения – Евразия;
в) возрождением христианства на Евразийском континенте;
г) современными геополитическими проблемами “византийско-армянской” цивилизации;
д) геополитическими, геоэкономическими, геостратегическими и геокультурными интересами Армении и “Армянской ойкумены” как в исламском (прошиитском поясе), так и в целом Евразийском;
е) возрастающим “исламским” терроризмом от Балкан до Филиппин;
ж) необходимостью единения “византийско-армянских” и “проиранских” стран;
з) необходимостью противодействовать столкновению цивилизаций;
и) необходимостью диалога цивилизаций.
Неовизантийская (византийско-евразийская) концепция развития способна решить эти глобальные геополитические проблемы, которые стоят перед Арменией и “Армянской ойкуменой” в XXI веке.
Для стабилизации и консолидации “Армянской ойкумены” необходим поиск новых духовных мотиваций, через диалог цивилизаций, новых геополитических и геокультурных конфигураций на карте Евразии, новых нестандартных решений.