Еще в середине XIX века небезызвестный Мольтке - тогда еще молодой полковник и инструктор оттоманской армии - в разговоре с турецкими государственными деятелями высказал мысль, которой суждено было стать стержневым направлением политики турецкого государства. Суть ее сводилась к тому, что Турция напрасно пытается удержать за собой территории на Западе, ей необходимо обратить свой взгляд на Восток - в Центральную Азию. В установлении господства над этими населенными тюркоязычными народами землями лежит будущее могущество турецкой державы. В конце XIX века в среде российских тюрко-татар Поволжья и Крыма зародилось реформаторское просветительное движение - джадидизм (Исмаил Гаспринский), которое очень скоро приобрело отчетливо националистический характер. Главной его целью стало объединение всех тюркоязычных народов. В 1903 г. в Каире один из основателей этого движения Юсуф Акчура опубликовал статью "Три политические системы", в которой изложил основы пантуранизма. Дальнейшее свое развитие, уже на турецкой основе, эта доктрина получила в работах члена ЦК партии младотурков Зия Гек-Альпа. В своей книге "Сущность тюркизма" он видит осуществление национального идеала Турции в последовательной реализации трех задач: тюркизма, пантюркизма и пантуранизма. Тюркизм предполагает полное отуречивание населения самой Турции, пантюркизм - объединение в рамках одного государства так называемой огузской ветви тюркских народов (турки Турции, советского и иранского Азербайджана и туркмены), пантуранизм - объединение всех тюркоязычных народов и территорий их проживания в единую федерацию или Туранскую империю (от Адриатики до Монголии). Став господствующим идейным направлением уже при младотурецком правительстве, пантуранизм превратился в официальную доктрину после создания Турецкой республики. Сам приход к власти Мустафы Кемаля (Ататюрка) был неразрывно связан с последовательной реализацией программы пантуранизма, важнейшей частью которой было уничтожение "инородного армянского клина", отрезающего Турцию от ее сородичей в Центральной Азии. Пантуранизм, как направление политики Турции, вполне устраивал и западные державы, которые резонно увидели в нем мощное средство разрушения Российского державного государства. Антирусский характер этой идеи был очевиден с самого ее возникновения: ведь подавляющая часть тюркоязычных народов находилась под российским господством. Беспрецедентный по зверствам и масштабам геноцид армян, сравнительно легкий отказ от европейских и ближневосточных имперских территорий и одновременно самое ожесточенное сопротивление всяким попыткам создания суверенного и достаточно сильного Армянского государства на Востоке (хотя по Севрскому договору Армянское государство должно было быть создано на основе бывших российских, а не турецких территорий), война против ничем не угрожавшей Армении и последующая интервенция и продолжение геноцида в Закавказье, настойчивые попытки (уже после Московского договора 1921 г.) закрепить и усилить свое влияние в Азербайджане и Средней Азии - все это было продиктовано внутренней логикой концепции пантуранизма. И в годы Второй мировой войны недостаточная уверенность в победе Германии удержала Турцию от вторжения в Закавказье. Те же мотивы лежали и в основе превращения Турции в один из стратегических плацдармов НАТО в годы холодной войны: практическая реализация концепции пантуранизма была лишь законсервирована до "лучших времен". И эти "лучшие времена" наступили сейчас - с распадом СССР. Общетюркское движение, в латентной форме существовавшее в виде панэтнической солидарности, опирающейся на единство религии, языковых структур и культуры, ныне превратилось в мощную силу, выступающую как антирусский и антихристианский этнорелигиозный национализм. Идея пантуранизма, казалось бы похороненная историей, вновь с поразительной быстротой овладела умами тюркских националистов в Турции, Азербайджане, Средней Азии и России. Панэтнические тенденции в среде тюркских народов бывшего СССР открыто поощряются Турцией, США и другими западными странами, а также конформистской политикой самой России, очевидно, неспособной пока что оценить истинные масштабы надвигающейся угрозы. К началу 90-х годов тюркские народы СССР составляли 1/5 часть его населения. Некоторые из них, имевшие статус национальных республик, получив формальную независимость, оказались, в результате имперской реакции России на стремление народов к самоопределению и усилий местных националистов, вовлеченными в русло протурецких этно-политических тенденций. По существу, в одну из турецких провинций превратился Азербайджан: без предварительных консультаций в Анкаре здесь уже не могут принять сколько-нибудь ответственного решения по любому мало-мальски важному вопросу. Быстро усиливаются протурецкие настроения в Узбекистане и особенно в Туркмении, нарастает пантюркистская пропаганда. Упорно добиваются "независимости от России" Чечня, Татария и Башкирия, требуют "самоопределения" крымские татары, кумыки, якуты, другие тюркские народы, в значительной мере оказавшиеся под влиянием панэтнического этнорелигиозного национализма. Между тем, усилия России, по существу игнорируя безусловно реакционные новейшие проявления пантуранизма, по большей части направлены против естественного стремления к самоопределению, что фатальным образом лишь усиливает сепаратистские тенденции и протурецкую ориентацию тюркских народов, углубляет и обостряет межэтнические и межконфессиональные противоречия в целом. Конечно, положение России в этом вопросе не из легких. С одной стороны, ее безусловно не устраивает перспектива консолидации тюркских народов в рамках конфедерации или какого-либо другого государственного объединения, ориентированного на Турцию, в особенности, если образование такового сопровождается преднамеренной антирусской и антихристианской пропагандой. С другой стороны, в силу особого положения, которое занимали и продолжают занимать в российской действительности славяно-тюркские и, в частности, русско-татарские противоречия, она, из понятных соображений, опасается придания этому вопросу большого звучания. Для России тюркская проблема - это не просто вопрос о сохранении своего влияния в Азербайджане и Средней Азии и благополучии проживающего там русскоязычного населения, это в значительной мере проблема внутренняя, проблема сохранения внутренней стабильности и территориальной целостности самой Российской Федерации. Противоречивое отношение России к тюркскому вопросу находит свое выражение в двух диаметрально противоположных взглядах на данную проблему, бытующую сейчас (как впрочем и всегда) в среде российской политической элиты и интеллигенции. Благодаря усилиям конформистски настроенной и опасной части приверженцев идеи пантуранизма в России, широкое хождение в обывательской среде получило псевдонаучное представление о якобы общих генетических корнях славянского и тюркского этносов, об их культурно-историческом родстве, о так называемой "евроазиатской сущности русского народа". Очевидно, что конформистский характер этой "доктрины" объясняется не пресловутым "стремлением к естественному слиянию" и созданию единого славяно-тюркского суперэтноса, а лишь бессилием тюркских националистов в борьбе против русско-славянской державной государственности. Ведь вопреки бытующему в нашей науке определению, ассимиляция, во всяком случае с этической точки зрения, не может быть естественной, как не может быть естественным, например, уничтожение биологического вида - это всегда болезненный, насильственный и трагический процесс. В то же время, многие "истинно русские люди" считают, что даже поверхностного взгляда на историю России и российской государственности достаточно для того, чтобы понять, что славяне и тюрки - это этносы-антагонисты, что с самого начала их соприкосновения развитие одного происходило за счет захвата территорий и физического истребления другого, что даже в периоды "мирного" их сожительства устанавливалось однозначное и жесткое господство одного этноса над другим, что в истории России не было ни одной критической ситуации, когда бы российские тюрко-татары не восстали против российской государственности, что даже крещенные Иваном Грозным казанские татары через сотни лет вернулись в лоно ислама не потому, что были такими уж фанатичными приверженцами Мохаммеда, но исключительно в силу этнического антагонизма между славянами и тюрками. Напоминают также и об откровенно антирусских националистических тенденциях в среде тюркских народов России во время русско-турецких войн, Первой и Второй мировых войн. Превращение Азербайджана в турецкий плацдарм, резкое усиление панэтнической пропаганды в Средней Азии, откровенное стремление направить подъем национального самосознания тюркских народов бывшего СССР в русло протурецких объединительных тенденций со всей очевидностью показывают, что Турция, опираясь на местных прозелитов пантуранизма, приступила, по существу, к практической реализации второй части этой доктрины - созданию единого пантюркистского государства. "Как нам известно, - заявил Сулейман Демирель на встрече в Анкаре с туркменскими журналистами, - тюркские народы имеют общий язык, историю, фольклор. Некогда единый народ впоследствии разделился на части. После распада советской империи образовались независимые государства. И теперь за пределами независимых Азербайджана, Туркменистана, Киргызста-на, Узбекистана, Казахстана имеются многочисленные народы с тюркскими корнями. Разумеется, они будут стремиться иметь добрые, дружественные отношения между собой, и это естественно. От этого никуда не деться и этого нельзя отрицать. По сути дела тюркские народы являются великим древом с единым корнем. Вы являетесь корневищем этого древа, мы же - его ответвлениями. Ибо ваша земля является нашей прародиной. В настоящее время в мире насчитывается примерно 200 миллионов человек с тюркскими корнями. На Балканах, в том числе в Румынии, Болгарии, Греции, Македонии проживает много тюркоязычных народов. К сожалению, все мы знаем, что крымских татар разогнали при сталинском режиме, они разбросаны по всей стране. Теперь они возвращаются в свои родные края. Мы должны решать все вопросы постепенно, начиная с объединения наших культур, затем перейти к расширению социальных, экономических связей..." ("Туркменская искра", 5.12.1993). Россия не может не понимать, что в условиях нарастающей пантюркистской пропаганды, дипломатической, экономической и культурной экспансии Турции, мнимая независимость среднеазиатских государств и Азербайджана, приобретенная не в ходе национально-освободительного движения, а в результате распада СССР, инициированного самой Россией, оказывает, тем не менее, глубокое воздействие на тюркоязычные народы Российской Федерации, провоцируя антирусские националистические настроения не только отсталых слоев, но и части интеллигенции тюркских этносов Поволжья, Крыма, Северного Кавказа, Урала и Сибири. Когда в стране мощно действуют центробежные силы, когда национализм уже разрушил две имперские структуры и угрожает распадом самой России, которую, кстати, такой знаток "русского духа" как Солженицын считает образованием исключительно унитарным, продолжать петь дифирамбы ложно понятому интернационализму - не только губительно, но и глупо. Чем быстрее Россия остановит зарвавшийся пантюркизм, тем меньшие издержки ей придется понести в будущем. Россия должна, наконец, прекратить заигрывания с Турцией, ясно и недвусмысленно дать понять, что не может быть и речи о каком бы то ни было возрождении пантюркизма не только на исконно российской территории, но и в геополитическом ареале ее стратегических интересов, что единственным исторически оправданным путем развития тюркских народов бывшего СССР является не протурецкая, а пророссийская ориентация, имеющая глубокие геополитические, культурно-исторические и этно-психологические основания. В отношении нейтрализации влияния Турции на тюркоязычные народы Россия располагает широкими возможностями. Часть из них определяется самой Россией, другая зависит от согласованных действий с западными партнерами - США и Европейским содружеством, третья может быть скоординирована с Ираном и другими заинтересованными странами. К чисто российским возможностям сильного давления на Турцию прежде всего следует отнести политику России в Закавказье и, в особенности, в отношении Армении. Прочный, однозначный российский протекторат, гарантии ее границ и национально-государственного суверенитета российской армией, признание российским правительством юридического статуса фактических результатов справедливой борьбы народа Ар-цаха за свое самоопределение сделали бы, в принципе, невозможной реализацию бредовой идеи о создании единого пантурецкого государства от Синцзяна до Адриатики. В усилении Армении, в сохранении ее роли барьера на пути пантюркистских притязаний Турции в Закавказье и Средней Азии, надо полагать, заинтересован и Иран, имеющий крупные анклавы с тюркоязычным населением в северных районах страны, непосредственно примыкающих к Азербайджану и Туркмении. Поражение Армении в конфликте вокруг Нагорного Карабаха и неизбежное в таком случае отторжение Зангезура открыло бы прямой территориальный коридор через Нахичеван в Азербайджан, создав благоприятнейшую обстановку для пантюркистских провокаций в среде тюркских народов Ирана. Таким образом, совместная антитурецкая заинтересованность России и Ирана в сильной Армении очевидна. Кроме того, этот геополитический альянс, возможно, позволил бы снять еще сохраняющийся в настоящее время "антагонизм" между русским влиянием в мусульманских регионах бывшего СССР и иранским исламским фундаментализмом, уже больше по инерции продолжающим рассматривать это влияние как "происки сатаны". Новый раздел сфер влияния в Центральной Азии между Россией, Ираном, США и некоторыми другими странами, сопровождающийся параллельными прогрессивными изменениями внутри самого исламского фундаментализма и его сближением с Западом и Россией, сделал бы возможным преодоление одного из серьезнейших препятствий на пути консолидации индоевропейских народов, существенно ослабил бы глобальную конфронтацию между христианством и исламом, способствовал бы утверждению мира и взаимопонимания между христианской Европой и мусульманской Азией. В то же время, Россия не может игнорировать естественное стремление тюркских народов друг к другу. Всякое противодействие этому процессу со стороны России только усиливает его и придает ему откровенно антирусский характер. Очевидно, выход не в том, чтобы по возможности разобщить тюркские народы между собой, а напротив, в том, чтобы направить этот процесс панэтнической консолидации в иное, приемлемое для России русло. И в этом плане она могла бы, как это ни парадоксально, выдвинуть свою собственную концепцию пантуранизма. В противовес откровенно ассимиляторской турецкой модели, предполагающей сомнительное, с исторической точки зрения, возрождение былого могущества Османской империи под видом "Великого Турана" и тотальное отуречивание тюркских народов, эта концепция опиралась бы на действительное, основанное на многовековой культурно-исторической практике содружество тюркских народов Туркестана с русскими и другими народами бывшей Российской империи. Нисколько не ущемляя национально-государственный суверенитет отдельных тюркских народов и, напротив, всемерно поддерживая их право на политическое самоопределение и сохранение своей национально-культурной самобытности, такая конфедерация могла бы в то же время иметь и своеобразный геополитический центр в лице, например, Казахстана.