Альтернативная Европа И АМЕРИКАНСКИЙ МИФ ОБ ИРАНЕ Александр Дугин По статистике главным внешнеэкономи- ческим партнером России на сегодня остаётся Европейский союз. На уровне официальной риторики наши отношения с ЕС выглядят чуть ли не безоблачными. В среде же аналитиков одни говорят о блестящих перспективах и чуть ли не интеграции России и ЕС, а другие считают, что ничего, кроме нефти и газа, нас не связывает и, более того, Европа скорее нас боится. Однако перспективы отношений России и Европы зависят от множества куда более серьёзных предпосылок, нежели только энергоносители. Российско-европейские отношения следует рассматривать в нескольких плоскостях, и если все эти плоскости спроецировать на одну, то получится действительно “сумбур вместо музыки”. Для того чтобы всё звучало стройно, всё заняло свои места, российско-европейские отношения необходимо описать нотными знаками: скрипка играет одну партию, труба – другую, рояль – третью, барабаны – четвертую. А если играть партию барабана на скрипке, как это часто происходит в последнее время, то ничего хорошего из этого не выйдет. Поэтому для того чтобы понимать российско-европейские отношения сегодня, необходимо понимать некие базовые законы этого концерта, в том числе исторические. Первое, что надо понять, – Россия и Европа – это две цивилизации. То есть Россия должна сравниваться не с Германией, Англией, Швецией или Швейцарией, а с Европой в целом. Если Россию называть Европой, то надо говорить, что есть две Европы – русская, или православная, и Западная Европа, поскольку, конечно, именно Западная Европа застолбила за собой право называться Европой, и когда мы говорим – Европа, мы имплицитно понимаем под этим Западную Европу, а перед глазами встает католико-протестантский ареал. В последнюю очередь мы вспоминаем о Греции, Румынии или Болгарии, но прежде всего, говоря о Европе, мы вспоминаем Францию, Англию, Германию, Италию, Испанию, Португалию. В этом смысле Россия никакая не Европа, и Европа – никакая не Россия, это очевидно. Глупо сравнивать, что лучше – валторна или барабан; барабан бьет, валторна трубит, они могут играть как сходные партии, так и партии различные, они могут быть элементами одного ансамбля и принадлежать к разным симфониям. Европа и Россия – это два равнопорядковых, но различных между собой явления. Нелепо рассматривать Россию как часть Европы, точно так же, если мы осознаем, что речь идет о различных путях исторического развития христианской культуры, Европу нельзя рассматривать как часть России. Можно сказать, что мы имеем дело с двумя цивилизациями, которые продолжают раскол Церквей, проходивший 300 лет, фактически с 800 до 1056 года, когда была принята Великая схизма, а западное и восточное христианство окончательно разошлись и догматически, и церковно. Это две традиции, две линии в рамках христианского мира, которые уже более тысячелетия живут по разным законам, развиваются по разной логике и имеют разную историю. Западное христианство и восточное христианство – это два полюса, не сводимые ни в чем, имеющие собственную логику. И абсолютно бессмысленно осмыслять православие как недоделанное католичество, и также некорректно осмыслять католичество как недоделанное православие. Тем более нельзя говорить о том, чтобы взять какую-то часть одной из этих цивилизаций за универсальный критерий. Именно в этом случае возникает абсолютно неверное представление о том, что Россия – это такая плохая Европа. Это означает примерно то же самое, что барабан – это плохая скрипка. Наши современные западники просто отказываются понимать, что речь идет о двух различных цивилизациях, и именно по этой причине партнерство или склоки, скандалы, дружба, любовь, ненависть и вражда предполагают здесь наличие двух субъектов, двух идентичностей, двух самостоятельных субстанций, которые вступают между собой в отношения. Если мы это поймем, то мы сразу же отметем все противоречия. Речь идет о развитии отношений – драматических, парадоксальных, интересных, враждебных, дружеских, любовных, каких угодно, но между двумя различными сущностями. Такое понимание сразу задает правильный подход, единственный нормальный, логический и ясный. Но и в самой современной Европе существуют две идентичности, выраженные на геополитическом уровне. Одна – собственно европейская. Она строится на дистанции по отношению к некоему новому полюсу Запада, который развивается в течение всего XX века в американской культуре и цивилизации. Если в XIX веке почти всем было очевидно, что Америка – это не что иное, как Западная Европа, только еще западнее, то постепенно в XX веке, уже после Первой мировой войны, и особенно после Второй мировой войны, стало очевидно, что Америка представляет собой какой-то самостоятельный, отдельный полюс, что Америка – это не просто продолжение Европы, а это такое продолжение, которое претендует на самостоятельность. Таким образом, возникла американская идентичность, которая очень ясно и пронзительно осмыслялась европейскими интеллектуалами 1920-1930-х годов прошлого века, в первую очередь немецкими, такими как Хайдеггер и Шпенглер. Европейцы в XX веке осознавали себя не только как “не Россия”. Вторым полюсом становилась Америка. Как говорили в 1960-е и 1970-е, да и сегодня, многие европейские интеллектуалы, Европа – это не Россия, не Восток, не Азия, но одновременно и не Америка. Таким образом, такая Европа на самом деле для России современной крайне привлекательна, она уже почти по определению является дружественной для нас. Конечно, считать, что если Европа выйдет из-под влияния США, то она сразу автоматически будет для нас мерилом всего, – это тоже неверно. Но в этом случае она станет дружественной, перейдёт в разряд симпатичных, притягательных, партнерских “других”. Другие бывают враждебные, но бывают и дружественные. Залог того, что Европа будет к нам дружественным “другим”, – это то, что она будет европейской и самостоятельной. При Шираке и Шрёдере не только на энергетическом, но и на политическом уровне европейская Европа с нами максимально сближалась. Но до какой степени мы могли бы сблизиться, даже если бы Ширак и Шрёдер остались? Все равно не до объединения, не до интеграции, не до утверждения общих ценностных элементов. При самых дружественных отношениях брачный контракт с Европой – это всегда брак между двумя различными существами. Вторая идентичность Европы связана с евро-атлантическим сообществом. Это когда Европа считает себя частью единого Запада и не видит фундаментального различия между собой и США ни в ценностном, ни в стратегическом, ни в энергетическом, ни в политическом, ни в идеологическом, ни в информационном аспектах. Такая Европа нам заведомо враждебна. И чем больше Европа будет становиться проамериканской, тем больше она будет антирусской. В этом случае Европа выступает в качестве проводника чуждой стратегической модели, становится форпостом Америки на евразийском континенте. Во всех случаях – и вражды, и дружбы – Европа будет другой, поэтому об интеграции и полном объединении говорить не приходится. Она никогда не будет для нас универсальным мерилом, это имеет свои четкие цивилизационные границы. Сейчас Европа как раз переходит от фазы европейской, интеграционной, от попытки стать самостоятельной силой, независимой и отдельной от всех остальных, к евро-атлантическому варианту. Отказ от европейской линии бросает Европу в объятия США. Европа становится вассальной Европой, а любой вассал Америки враждебен России. На уровне энергетики и бизнеса Европа по-прежнему наш союзник, потому что западноевропейская энергетика и западноевропейский бизнес исходят из европейских интересов. Бизнес не политизирован – нужен газ, нужна нефть, поэтому здесь доминируют собственные европейские интересы. Здесь есть большой потенциал дружеских отношений, что и реализуется. Но на политическом уровне все далеко не так. Произошла смена двух ключевых администраций – в Германии и Франции – с европеистов на атлантистов и американских марионеток. По сути дела, Меркель и Саркози в Европе – это то же самое, что Саакашвили или Ющенко на постсоветском пространстве. Теперь это марионеточные антиевропейские администрации, ловко, хитро, с помощью сетевых войн и очень важных информационных баталий приведенные к власти при огромных организационных усилиях США. И то, что выгодно европейскому бизнесу и европейской энергетике, то будет саботироваться европейской политикой, которая находится сейчас под мощным прессингом американских геополитических интересов. Суммируя ситуацию, реалистично рассматривать российско-европейские отношения только в контексте двух равных, но различных субъектов. Соответственно, когда мы переходим на ценностный уровень или на культурный уровень, не надо удивляться, что у нас существуют различия по очень многим вопросам: и демократию мы понимаем по-разному, и свободу мы понимаем по-разному, и справедливость, и развитие, и традицию. Для нас и будущее, и прошлое, консервативное и прогрессивное, все понимается по-своему, и на ценностном уровне это неснимаемые противоречия, которые даже бесполезно пытаться сгладить. С этим надо смириться и им, и нам. Мы всегда будем различны. В XVIII веке Россия стала играть настолько активную роль в европейской политике, что русские солдаты армии Суворова ходили по Европе как у себя дома. Россия стала одной из ведущих европейских сил, и то, что Европа могла бы быть частью России, казалось не таким уж невероятным. Позже Восточная Европа была частью нашего блока. Даже уже в XX веке бельгийский геополитик Жан Тириар писал о вероятности создания Евро-Советской империи от Владивостока до Дублина. Присоединение Европы к России, к Советскому Союзу или Российской империи периодически становилось исторической возможностью. Поэтому чисто гипотетически если бы мы особенно постарались, то вполне могли бы включить в себя Европу. Это малореалистично сейчас, но несколько раз мы уже подходили к историческим ситуациям, в которых всерьез об этом задумывались. Но надо отдать должное: никогда Россия не становилась Европой, и Европа не становилась Россией. Поэтому этот вариант мы все-таки не рассматриваем. С европейской Европой у нас очень большие перспективы дружбы, и это сейчас реализуется на уровне энергетики и бизнеса. На уровне политическом сейчас у нас идет вражда, потому что европейская политика следует неевропейской логике. В результате мы получили фундаментальную шкалу для оценки того, как на самом деле развертываются отношения России с Европой. Уже в рамках этих прописанных дорожек можно прогнозировать смягчение, улучшение или обострение отношений. Всего этого вполне достаточно для того, чтобы понятно, раз и навсегда, ответить на вопрос – какое отношение Россия имеет к Европе? Россия – это альтернативная Европа. Мы никогда не сможем стать Европой. Те, кто говорит об этом, либо невменяемы, либо сознательно нас обманывают. Несмотря на беспрецедентное давление со стороны США, Россия не меняет свою позицию в отношении Ирана. Наша страна отстаивает не только и даже не столько интересы Ирана, сколько свои собственные. В отношении Ирана существует много мифов, однако никто не ставит под сомнение тот факт, что Иран — одно из тех государств, которые противостоят однополярной политике США. Несмотря на то, что ресурсы Ирана по мощи и объему несопоставимы с американскими, это государство все же бросает вызов американской гегемонии, указывая, что США не правы — ни политически, ни юридически, ни морально, — навязывая свои модели передела влияния в рамках проекта великого Ближнего Востока, вторгаясь в суверенные государства Афганистан и Ирак, заставляя народы следовать своим культурным штампам и мировоззренческим клише. Нынешний президент Ирана Махмуд Ахмадинежад — простой человек, опирающийся на широкие иранские низы, — четко и ясно проговаривает то, что миллиарды жителей нашей планеты думают относительно американцев: что те совсем зарвались, что они отождествляют свои национальные интересы с общемировыми, что под предлогом установления демократии Америка влезает в суверенные государства, устанавливая там свои порядки, устраняя не устраивающих их политиков. Иран можно назвать ледоколом мировой политики: Ахмадинежад вместе с Уго Чавесом прокладывают путь к альтернативному многополярному миру. Миллиарды людей, не только мусульман, но и европейцев, согласны с тем, что они озвучивают. Ахмадинежад отстаивает не только будущее Ирана, но и будущее самостоятельных религий и культур вообще, право народов строить православные, шиитские или национальные государства — всё то, что нивелируется и укатывается катком американского глобализма. И вот на пути этого катка глобальной американской гегемонии встает Иран. Какие же упреки бросает Америка в ответ? Ведь того, что Ахмадинежад жестко не согласен ни с американской внешней политикой, ни с американской доминацией, явно недостаточно. Миф об отрицании холокоста Одна из главных претензий американцев лично к Ахмадинежаду — его высказывания относительно холокоста. Эта тема действительно не самая выигрышная в плане привлечения симпатий мирового сообщества. Трагедию и страдания евреев, конечно, никто не отрицает. Не отрицает этого и Ахмадинежад, говоря здесь несколько о другом. Высказываниями о холокосте он хочет — может быть, довольно неуклюже и не совсем удачно — обратить внимание на то, что холокост — это вещь религиозная. Действительно, холокост изначально неисторическое явление, это катастрофа, которая предшествует возвращению евреев на землю обетованную, с точки зрения их традиции. Не с точки зрения политики, но с точки зрения религии, с точки зрения иудаизма. Это можно уважать, однако смысл термина холокост, шоа, лежит строго в рамках иудейского религиозного мировоззрения. Не отрицая по сути историческую жертву еврейского народа, не забывая при этом о жертвах других народов, пострадавших от зверств гитлеровских нацистов, Ахмадинежад указывает на то, что это религиозное явление, и значение оно имеет только для тех, кто исповедует иудейскую религию или находится под ее влиянием. Для мусульман и христиан, множество из которых тоже пострадало от нацистских преступников, понятия холокоста в религиозном значении не существует. Ничто не изменилось в религиозном мировоззрении христиан и мусульман после трагедии, пережитой евреями во Второй мировой войне. Это можно понимать, необходимо разделять глубину религиозного чувства евреев, признавать преследования евреев, осуществленные Гитлером и его преступным режимом, который все осудили, в том числе и иранцы, но Ахмадинежад говорит совершенно о другом — о религиозной интерпретации холокоста в рамках иудейской религиозной традиции. Любой религиозный иудей подтвердит, что этот термин применим только в рамках представлений о миссии своего избранного народа, а за пределами еврейской традиции этот термин применяется совершенно к другим вещам. Холокостом для шиитов станет страдание имамов, а для нас жертва всесожжения, жертва Христа. Вот единственный холокост, который мы реально пережили в истории, как память, которая лежит в основе нашей православной христианской религии, но это никоим образом не умаляет нашего уважения и сострадания к тем чудовищным жертвам, которые еврейский народ понес в годы нацистских зверств. Миф исламского вызова Ирана Еще одним мифом американской антииранской пропаганды является то, что Иран бросает вызов глобализму от имени всего ислама. Однако даже поверхностное изучение этого вопроса не оставляет сомнений в том, что исламский мир очень разнообразен. Ислам имеет массу внутренних противоречий — национальных и религиозных. Он включает в себя множество конфликтующих групп, совершенно разных идеологий. Основное противоречие — это разделение на шиитов и суннитов, и на протяжении истории шииты, как правило, составляли гонимое меньшинство. Они всегда держатся особняком и лишь в Иране считаются преобладающим религиозным направлением. Еще довольно много шиитов в Ираке, где они все же подвергались преследованию суннитского режима Саддама. В остальных же исламских странах шииты составляют меньшинство. Таким образом, иранская религиозная традиция стоит несколько особняком от остального исламского мира и не имеет перед собой сверхзадачи по экспорту ислама. Если на что-то и распространяется иранское влияние, так это на некоторые небольшие сегменты в Ливане, Ираке, а также на мелкие группы в Афганистане. В Сирии правящая элита тоже крайнего шиитского толка, однако на них с неодобрением смотрят в самом Иране, потому что и в шиизме есть свои противоречия. Если взглянуть, от имени кого Иран бросает вызов глобализму, мы увидим, что далеко не от всего исламского мира и не от исламского фундаментализма. Иран так «пугает» Америку от имени своей иранской культуры и государственности, требует оставить ее в покое, дать Ирану возможность развиваться самостоятельно, не навязывать ему ни моральных ценностей, ни экономических критериев Запада, предоставить ему право на суверенитет. Да, религиозный фактор играет в этом режиме большую роль, но это, скорее, внутрииранская проблема. Миф о ядерной агрессии Вообще, демонизация Ахмадинежада и современного шиизма еще одно свидетельство тотальной лживости и необоснованности американской политики. Во время своего недавнего выступления в ООН Ахмадинежад задался этим вопросом: «Почему страна, использовавшая ядерное оружие против мирного населения Японии, страна, которая проводит испытания все новых и новых видов вооружения, упрекает Иран в развитии собственной мирной ядерной программы?» Один из главных аргументов Америки против Ирана — опасение, что «у исламских мулл Ирана в руках может оказаться ядерная бомба». Но именно это как раз и противоречит исламским воззрениям самого Ирана, и иранцы постоянно об этом говорят. Иран не практикует терроризм и не ставит себе задачу широкого экспорта шиизма. Тогда с какой стати иранцы, решая внутренние проблемы и не замеченные ни в одной попытке навязать свою волю другим народам, увеличить свою территорию или увеличить свое политическое влияние военным образом, вдруг начнут угрожать всему миру? Мир не знает примеров агрессии со стороны Ирана со времен древней Персии. Иран живет своей жизнью, и идея сбрасывать бомбу на Европу или Россию иранцам, конечно, в голову никогда не придет: ни народному любимцу Ахмадинежаду, ни тем более духовному руководству страны. Другое дело, что американцам нужен враг, и это действительно самый главный повод для демонизации Ирана. И вот уже источником зла, в американском изложении, становится не агрессор, а жертва. Если дело так пойдет и дальше, то вскоре непорядок с правами человека, имперские амбиции и потенциальную агрессию американцы обнаружат где-нибудь в Белоруссии, что уже и так происходит, ну а потом и в России. Не ровен час, и мы сами можем оказаться на месте Ирана.  Следует понимать, что Иран не может нам угрожать, мы не имеем с ним никаких спорных зон — ни в экономике, ни в геополитике, ни в религиозном смысле. Напротив, наши стратегические и геополитические интересы совершенно совпадают, нас объединяет абсолютно все и ничего не разделяет. Отстаивая Иран, Путин и Лавров пытаются противодействовать — может быть, не так открыто, как Ахмадинежад или Чавес, — тому однополярному мироустройству, которое пытается навязать Америка современному миру под видом демократии, либерализма и прав человека. Россия должна понимать, что в случае Ирана речь идет о фундаментальном стратегическом партнере. Недопущение агрессии против Ирана, по большому счету, залог нашей собственной безопасности. Если мы будем закрывать глаза на то, как Америка перераспределяет сферы влияния в мире, пользуясь своей якобы победой в холодной войне, мы действительно признаем свое поражение, которое, кстати, не понесли, и это очень важный психологический момент. Если завтра война Если американцы все же посмеют начать войну с Ираном, мир окажется на пороге апокалипсиса. Ни иранцы, ни миллиарды людей на планете никогда не признают легитимность такого вторжения. Иран — это очень сплоченная, жертвенная, единая нация, которая станет биться до конца, и иранцы до последней капли крови будут защищать свою страну. Если американцы все же сорвут эту печать апокалипсиса, то это будет означать, что следующие — мы. Это не минует никого. В Иране вызов будет брошен человечеству, и мы должны будем воспринять это как нападение на нас самих. Когда бомбили наших православных братьев сербов — мы молчали, тем самым давая понять агрессору, что можно бомбить и дальше, можно бомбить кого угодно. И вот они уже бомбят Афганистан, мирных жителей Ирака, сея смерть, гибель и гуманитарную катастрофу по всему миру. Эти «носители демократии» не остановятся, пока не принесут смерть в каждый дом. Вторжение в Иран станет последним звонком не только нам, не только мусульманам, но и всему миру, который поднимется на полноценную планетарную войну против американской агрессии, против американской гегемонии. Все чаще и чаще американцы задаются вопросом: Why they hate us? («Почему они нас ненавидят?»). Америка несет смерть, ложь, разрушение повсюду, она внедряет свои экономические системы, которые разлагают национальные элиты, она пускает под нож целые поколения, приучая их к совершенно несвойственной многим народам и традиционным обществам суррогатам своей омерзительной культуры, она калечит души и уничтожает тело. Как же их не ненавидеть? Уже сейчас, еще до начала агрессии против Ирана, Россия должна осознать историческую близость судеб наших стран. Сегодня Россия совершенно не случайно стоит горой на пути этого вторжения. Мы должны не просто возмущаться, Россия должна включаться в полноценный многополярный фронт. Вряд ли американцы откажутся от вторжения в Иран, вот так ни с того ни с сего возьмут и прекратят навязывать миру свою однополярную политику. Не прекратят. Пока их не заставят. С приходом Саркози вместо Ширака и Меркель вместо Шрёдера Европа, к сожалению, отступила от создания многополярного фронта. В этом движении есть Китай, есть гигантские пространства стран третьего мира — и должна быть Россия. Уже сейчас, не дожидаясь этого вторжения, ибо на очереди мы.