Газета «Аргументы и факты», приложение «Мы в Германии», 2001, № 45.
Кажется, каждый день и каждый час тех славных, как считают одни, и тех чёрных, как считают другие, дней уже известен, изучен, описан историками и писателями, художниками и композиторами, поэтами и очевидцами. Но не утихают страсти, особенно после ликвидации советской власти в 1991 году, что же это такое было, в октябре 1917 года: великая победа пролетариата или же великое поражение России, новая Смута, захлестнувшая на 73 года крупнейшую державу мира? Был ли это заговор неких злоумышленников, вырвавший страну почти на столетие из спокойного пути развития, или же это был закономерный, объективный исторический процесс, не зависящий от злой или доброй воли отдельных, пусть и могущественных лиц? И, в связи с этим, как тогда оценивать весь период советской власти, всю историю СССР, с её победами и поражениями? Если послушать апологетов "теории заговора", то как тогда "заговорщики" смогли не только захватить Зимний дворец, но и победить в открытом бою на полях сражений в многолетней гражданской войне многомиллионные армии приверженцев "законной власти", то есть белых? И как смогли "заговорщики", то есть партия большевиков, провести в короткие сроки полную реконструкцию всей страны, включая удачную индустриализацию и неудачное реформирование сельского хозяйства? Как, пойдем дальше, "заговорщики" смогли сплотить вокруг себя народы и победить в тяжеленнейшей Великой Отечественной войне фашистские полчища? Как это удалось "заговорщикам" всего за полвека превратить отсталую и патриархальную Россию во вторую в мире сильнейшую ядерную державу? Непонятно. Всё это никак не вписывается в теорию "масонского" или ещё какого-нибудь заговора против России. С другой стороны, если послушать сторонников "классической теории классовой борьбы", которую все мы не раз слышали и изучали в школах, вузах, аспирантурах, и отлично помним, то многое в неё вписывается прекрасно. Многое, но не всё. Опять же, все мы были свидетелями - и участниками - полного краха коммунистической идеи и коммунистического режима. Если всё так хорошо начиналось - в 1917-20-х годах, то почему всё так плохо кончилось в 1991-93-х годах? Опять же, непонятно. И тут не сходятся концы с концами. Нужна, очевидно, какая-то иная, новая, третья версия толкования всем известных событий. И её можно найти, сформулировать, опираясь на теорию этногенеза, выдвинутую в своё время известным отечественным учёным-историком Львом Николаевичем Гумилёвым. Сам учёный, работая в непростое советское время, старался избегать параллелей с современной историей, ограничившись древним и средневековым Востоком. Но мы, живя уже вне советской эпохи и, как хочется надеяться, вне досягаемости её уцелевших карательных служб, можем попытаться применить теорию Гумилёва к нашей бывшей советской действительности. Применить и попытаться понять: что же это такое было – советская страна. И что же это такое нехорошее с ней случилось - в 1991 году. И нам небезразлично, как поет Юрий Шевчук, "...Что же будет с Родиной, и с нами?.."
* * * Мы позволим себе сформулировать главный вывод из всех этих изысканий: да, была такая новая историческая общность людей под названием "советский народ". Была и, может быть, ещё возродится. И мы, эмигранты и переселенцы в Германии, люди с любой записью в графе "национальность" в бывшем внутреннем советском паспорте, на вопрос местных жителей - кто вы? - не можем внятно ответить. Ибо мы, на взгляд немцев, и не евреи, так как ничего общего с синагогой и иудаизмом не имеем, и не немцы, поскольку поздние переселенцы - русские немцы практически ничем не похожи на местных немцев, и не русские, потому что местные немцы хорошо помнят настоящих русских - эмигрантов двадцатых годов. Однако между нами, тремя группами выходцев из бывшего СССР, слишком много общего, хоть и называемся мы тут по-разному. Это общее - принадлежность к одному этносу, а именно к советскому народу. Это и есть ответ на вопрос "кто мы?": мы тут не русские, не немцы и не евреи, мы - советские! Мы - осколки великой державы, мировой, имевшей шанс стать даже всемирной, если бы вовремя им воспользовались. Срок, отпущенный биологическими, географическими и историческими законами любому этносу, равняется 1200-1500 лет. Однако, мы как новый народ протянули только 73 года. Почему так получилось и кто в том виноват? Для зарождения нового этноса нужно одновременное появление некоторого немаленького числа особо активных людей - пассионариев. Они сплачиваются обычно вокруг одной идеи: "Так жить нельзя!" в группу единомышленников-соратников - в консорцию. Мир плох всегда, и идея его исправить всегда злободневна. Следовательно, дело лишь в том, чтобы "вдруг" появилось достаточное количество людей, фанатично взявшихся за это неблагодарное дело - за исправление плохого мира. Так именно и зарождались все мировые религии. По теории Л. Гумилёва, хорошей новой религиозной идеи бывает достаточно, чтобы вокруг неё начался процесс этногенеза - процесс зарождения и развития нового в истории народа. В условиях России таковой новой религиозной идеей явился марксизм. Большевистская теория имела все черты новой всепобеждающей религиозной идеи, сплотившей вокруг себя массы фанатически преданных ей людей. Как все мы помним, она состояла из прекрасных мечтаний. Все люди - братья, независимо от крови, цвета кожи, национальности, прежнего вероисповедания. Лишь бы они были люди труда. Им противостоят их извечные враги - эксплуататоры. Мир - хижинам, война - дворцам! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Это была действительно новая идея - идея интернационального братства трудящихся. И она заражала, захватывала миллионы людей, не только в России, но и на Западе и на Востоке. Пролетарский интернационализм, проповедуемый в двадцатые годы большевиками по всему миру, явился платформой, идеологическим обоснованием, религиозной, наконец, идеей, вокруг которой сплачивались миллионы, - вспомним, сколько тысяч добровольцев из разных стран мира прибыло сражаться в ряды Красной Армии в годы гражданской войны. Таким образом, на наших глазах зарождался новый этнос - советский народ. И день его рождения хорошо известен - 25 октября (или 7 ноября) 1917 года. Что же было дальше? Опять же, согласно теории этногенеза, каждый новый этнос, распираемый изнутри новыми идеями, творческой энергией и голодными массами, должен немедленно начать завоевание соседних и несоседних стран с целью создания новой мировой империи. Так было всегда. Поначалу эти походы выглядят просто грабительскими: пришли, пограбили и ушли. Но, опираясь на симпатии, поддержку и присоединение к пришельцам-победителям местных угнетённых и недовольных слоёв населения, одна страна за другой падает к ногам этноса-победителя, присоединяясь к растущей на глазах новой империи. В применении к начальной советской истории, мы помним, как, победив у себя дома, в России, революция перекинулась, а точнее просто Красная Армия двинулась, в соседние страны. Украина, Белоруссия, Закавказье, Туркестан, устанавливали у себя советскую власть, как с помощью Красной Армии, так и самостоятельно, опережая её приход. С опережением возникли советские республики в Венгрии, Баварии, Словакии. Никто не помнит уже и о такой кратко существовавшей республике в 1921 году, как Персидская ССР, созданная на севере Ирана не без помощи Красного Флота во главе с Ф.Ф. Раскольниковым. Не все походы в соседние страны были удачными, - вспомним поражение красных армий во главе с М.Н.Тухачевским в войне с "белополяками". Но вспомним Ленина: оборона есть смерть вооружённого восстания. Новый этнос нуждался в немедленных победах, в постоянном поддержании боевого духа, надо было всё время куда-то девать избыточную энергию фанатично настроенных масс. Отсюда и идеи "экспорта революции", "перманентной революции", которые исповедовал не только Л. Троцкий, но и Ленин, и другие большевистские вожди. Для практического осуществления дела мировой революции, то есть для завоевания мирового господства, был создан специальный орган - Коминтерн, конечной целью которого провозглашалось создание Всемирной Республики Советов. Однако, попытка "зажечь пожар мировой революции" не удалась: поднять всеобщее восстание в Германии в 1923 году не получилось, восстал только Гамбург. И большевики приуныли. Оставалась ещё старая идея завоевания Индии, выдвинутая М.В. Фрунзе в 1919 году. "Путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии" - говорил Л. Троцкий /цит. по: В. Краснов, В. Дайнес. Неизвестный Троцкий. М., 2000/. Для поддержания нормального процесса этногенеза нового - советского - народа идея была абсолютно правильная. Мы тут не можем подходить с нормами морали: биологические законы этногенеза - суть природные, биосферные, так учит нас понимать человеческую историю Лев Гумилёв. Однако, к 1923 году мировое революционное движение выдохлось, в капиталистических странах началась экономическая стабилизация, а затем и подъём. Народы уже "расхотели" революционных перемен и пошли по пути мирной борьбы за свои права - забастовки, профсоюзы, победы на выборах и т.п. Новый этнос в результате оказался без достойного дела. Борьба в его руководстве после ухода Ленина парализовала его избыточные силы. Энергия не находила выхода. И тогда этнос стал перемалывать сам себя, вступив в фазу надлома. Практически это выразилось в обострении внутренней борьбы за власть, удалении, а затем и уничтожении масс наиболее активных, пассионарных элементов нового этноса. Можно сказать, что в период с 1923 по 1939 годы советский этнос обескровил сам себя. К 1939-му году он был уже не только не готов начать завоевание мирового господства, но даже просто постоять за себя, что в полной мере выявилось в войне с "белофинами". А ведь стоило подождать чуть-чуть, всего 6 лет, до 1929 года, когда на Западе вновь разразился мировой экономический кризис. В Европе снова созревала революционная ситуация. Войди туда в это время Красная Армия образца 1920-го года, - старый континент покорился бы ей почти бескровно - народы аплодировали бы освободителям, везде возникли бы Советы, деморализованная буржуазия не сопротивлялась бы. Победа мировой революции была бы уже так близка. Но к 1929-му году руководство этноса было увлечено совсем другой идеей - уничтожением собственного крестьянства и организацией в своей стране массового голода. Не до мировой революции было тогда в СССР. Да и не те уже люди возглавляли государство, не те бескорыстные мотивы двигали их поступками. Уже не было фанатичных борцов за идею - пассионариев во главе этноса, уже там правили бал приспособленцы, чиновники и карьеристы. А возглавлял всю эту инертную, запуганную и послушную компанию новых руководителей "главный мастер аппаратных интриг" - И.В. Сталин. Не зря Троцкий упрекал Сталина и сталинистов в "мелкобуржуазном перерождении". И новым вождям уже не нужна была мировая революция, мировая республика советов, вообще никакая революция. Лозунг "построение социализма в одной отдельно взятой стране" явился прикрытием отступничества от задач нормального развития этноса, послужил обоснованием их прямого забвения. Во имя собственной власти и собственного спокойствия. Так Сталин и его соратники переломили ход нормального этногенеза советского народа, повернув его в русло великорусского державного развития, то есть назад, к дооктябрьским и даже дофевральским временам. Однако, сказав "А", Сталин и его клика не сказали "Б": они должны были бы, двигаясь по этому пути, помириться с белой эмиграцией и, может быть, пойти на реставрацию самодержавия. Но они этого не сделали. Диктатура отступников десять лет методично уничтожала сотни тысяч фанатично преданных идее революции и социализма борцов-пассионариев. И новый этнос ослаб, в этногенетическом отношении сильно постарел. И когда он столкнулся с новым, молодым великогерманским этносом /нацистской Германией/, находящемся на стадии подъема творческих сил и фанатизма, поражения в первые годы войны были неизбежны. По теории Гумилёва, при столкновении двух этносов, при прочих равных условиях, побеждает более юный этнос, что мы и пережили в 1941-42 годах. Только в затяжной войне более старый этнос может реализовать свои преимущества: более высокие людские и природные ресурсы, и в конечном счёте - победить. Увы, это не изменило печальной судьбы этноса, а только отодвинуло его неизбежное поражение. А дальше, в полном соответствии с теорией Л. Гумилёва, нас ждала постепенная национально-государственная деградация, то есть ускоренное прохождение всех обязательных фаз старения этноса: инерционная фаза, фаза обскурации, мемориальная фаза. Эта последняя нам особенно хорошо знакома по годам "застоя", когда общество погрузилось в воспоминания о славных прошлых временах. В культуре воспевалась революция, комиссары в пыльных шлемах, неуловимые мстители и "Ленин - такой молодой, И юный Октябрь впереди...". А конец был уже не за горами. И он наступил. И не через 1200-1500 лет, а всего через 73 года. Немецкий философ Гегель как-то сказал, что каждая истина рождается как ересь, а умирает как предрассудок. Это в полной мере относится к идеям марксизма-ленинизма.
Справка:
Глейзер Семен Ильич (1945 г.р.), по первому образованию – биофизик, кандидат биологических наук. Жил и работал в Саратове, Томске, Калининграде, Москве.
Известен своими пионерскими работами в области электромагнитной биологии, зоопсихологии, проблем происхождения жизни, физики некоторых частиц. Ему принадлежат оригинальные исследования магнитной ориентации рыб, высшей нервной деятельности мозга рыб, обнаружение биоподобных частиц в микромире, позднее названных симхионами. С 1995 года проживает в Германии (г. Гамбург). По второму образованию – историк религии и всеобщей истории, доктор естественных наук (1996). С 1997 года возглавляет научное общество „Haus der Wissenschaftler“ в Гамбурге. Автор изданных в Германии книг: «Мессианский иудаизм. Что это такое» (2002), «Феномен Третьего Рейха. Вспышка этногенеза в Германии в 20 веке» (2003), «Анти-Солженицын. Двести лет как жизни нет» (2003-2004).
Я был очень рад, увидев на страницах интернет-сайтов «Советия» и «А.И.Вейник» мою давнюю статью «Что случилось в Октябре Семнадцатого?».
Не прошло и четырех лет, как ее, наконец, заметили и, естественно, хорошо раскритиковали. Впервые она появилась к 7 ноября 2001 года в газете «Аргументы и факты», точнее в Приложении к этой газете «Мы в Германии», № 45. В том газетном варианте мне пришлось максимально упростить изложение, избегая излишней научной аргументации. Теперь видимо пришло время для серьезного и более обстоятельного разговора о сути этноса вообще и советского этноса в частности. Определение этноса.
Я не знаю определения этноса, данного на сайте «Советия». Возможно, оно хорошее. Но стоило бы вернуться к определению этноса, данному Л.Н. Гумилевым: его работы по этносам и этногенезу более известны, чем работы других авторов или его последователей.
Так вот, Гумилев отмечал, что этнос – не нация, не популяция, не раса, не цивилизация, а нечто другое, более живое и динамичное. По большому счету, он так и не дал лаконичной формулы, по которой можно было бы примерить понятие «этнос» к немцам, евреям или «советянам». Он был все же гуманитарий. Но его заслуга в другом. Теперь мы, представители естественных наук, а меня правильно представили как биофизика, можем сами попытаться сформулировать мысль Гумилева поточнее, опираясь на его работы, которые он оставил всем нам в наследство. И моя краткая заметка посвящена попытке это сделать.
Они оба правы, господа А. Лински и Дм. Сидоров, когда на сайте «Советия» приводили пример того, что при советской власти до самого ее конца сохранялись национальности или нации. Но ведь нация – это не этнос. Можно сказать, опираясь на взгляды Гумилева, что каждая сегодняшняя нация - это «застывший этнос», или этнос в его последней стадии. Вот пример.
Русские - сегодня это нация. А когда-то это был бурно развивающийся этнос. Он составился некогда из трех частей, из трех не родственных групп племен: восточные славяне, финно-угры (в том числе племена коми), татаро-монголы. На этот счет есть конкретные биохимические исследования анализов крови русского населения Северо-Восточной части Русской равнины. Этим русские и отличаются, скажем, от украинцев: у тех нет финно-угорской примеси, зато есть польская. Или от белорусов, у которых наличествует литовская примесь. Сами русские, за давностью лет, уже забыли, из кого, из каких родов и наций происходили их предки. Хотя в названиях дворянских фамилий до самых последних лет сохранялись татарские (Карамзин – от Кара-Мурза), польские, немецкие (Фонфизин – от фон Визэн) и другие корни. Но это уже ничего не значит: с принятием православия и дальнейшим - на протяжении многих поколений - перемешиванием крови (генофонда) с другими русскими, они превратились в единую нацию – в русских. Русские сегодня – это нация, то есть, это последняя стадия развития русского этноса. Об этом говорил сам Гумилев, подчеркивая, что у русских есть еще много сотен лет спокойной жизни (до распада).
Другой пример. Монголы – это сегодня нация. А ведь когда-то это было название всего лишь одного, и не самого большого или главного племени. Просто выходцу из него – Чингисхану – удалось создать империю, объединив тогда многие родственные и не родственные, дружественные и враждебные, племена. И после того, став гражданами мировой империи, все они с гордостью стали называться «монголами». Называться, вступать в смешанные браки, и через несколько поколений на самом деле стать единым народом – нацией. В этом примере, однако, не все было так гладко. Одно из враждебных племен было покорено и силой включено в монгольский этнос. Оно не полностью слилось с монголами, сохранив воспоминания о своей самобытности и независимости. Это – татары. Они пронесли через века свое отличие от монголов, свое название, свою самобытность, отличающую их от других, от монголов и от покоренных ими народов.
Еще пример – румыны. Это нация, название которой означает «римляне». Очень скромно… Но ведь они к настоящим римлянам, или к сегодняшним итальянцам, не имеют никакого отношения. Румыны – это потомки плененных римлянами солдат из армий различных государств, находившихся тогда в состоянии войны с Римом. Территория Дакии - нынешней Румынии – тогда, с 106 года н.э., была как один гигантский «концлагерь» для военнопленных. Эти пленники не имели другого языка для общения между собой, кроме языка их победителей, - латыни. А ведь по крови, по родному языку, они не имели между собой ничего общего. Тогда – они, смешиваясь с даками, вынужденно образовали собой этнос, с латынью в качестве разговорного языка. Потом, в 271 году н.э., поглощенные другими войнами и вторжениями, римляне ушли, бросив военнопленных с их семьями на произвол судьбы. А когда сотни лет спустя сюда пришли византийцы, они с изумлением обнаружили тут неизвестный прежде латиноязычный народ – румын. Сегодня – это уже давно единая нация.
Или нынешние греки. Они освободились от турецкого ига в 1830 году, с помощью России и при участии многих добровольцев из многих стран христианской Европы. Они называют себя греками и разговаривают на греческом языке: это нормальная нация. А ведь до турецкого завоевания, то есть, до 1453 года, их самоназвание было «ромеи», что значит «римляне». Хотя язык тогда был все тот же – греческий, население этой территории - тогда Византийской империи - состояло из жителей всех областей, прежде подчиненных Риму: Западной Европы, Северной Африки, Ближнего Востока и собственно Греции. Это была мешанина наций и народов, настоящий этнос с греческим языком как разговорным и государственным. Византийский этнос прошел все стадии развития и умирания и, в конце концов, превратился в нацию – в греческую нацию. И с древними греками нынешние греки почти не имеют никакой генетической связи.
Этносы по Гумилеву – это части верхнего звена биосферы. Этнос есть способ бытия человеческих сообществ. Сам Гумилев оценивал эти человеческие сообщества весьма скептически: он не отличал их поведение в биосфере от такового в мире животных. Он еще в 1968 году ввел даже специальный термин для объяснения человечества как верхнего звена биосферы – «антропофауна», что может быть переведено как «человеческое зверье». Шаг весьма смелый для той эпохи – эпохи раннего застоя… Смысл разделения человечества на этносы состоит в следующем. Верхнее звено, то есть человечество, увы, не имеет естественных врагов, которые могли бы регулировать его численность, вовремя поедая избыточное население, как это происходит в нормальном животном мире. Потому, дескать, биосфера нашла другой, также естественный способ регуляции численности антропофауны – через войны и взаимоуничтожение, частичное или полное, племен и народов. К сожалению, мы не можем оперировать здесь понятиями морали: вся биосфера сверху до низу пронизана сетью трофических связей. Это значит, каждое вышестоящее звено охотно поедает всех представителей нижестоящего звена. И человечество в этой схеме есть предельный случай, потребовавший от биосферы каких-то специальных регуляторных мер для предотвращения избыточного перенаселения планеты.
Этнос по Гумилеву есть исторический процесс зарождения, развития, расцвета, прозябания и распада каждого отдельного народа. В каждый данный момент – это народ, нация. Но уже парой столетий позже это будет совсем другой народ, другая нация. А этнос остается тот же самый, что и в начале.
Здесь я готов был бы употребить, как пожалуй уместный, термин «симхион» для обозначения отдельного этноса в биосфере, в отличие от того, как употребляет его, скажем, Евгений Беляков в своей известной работе «Новые революции». (Хотя когда-то, в 1983 году, мне и довелось фактически придумать этот термин, я совсем не претендую на монопольное право его использования или истолкования).
Но вернемся к этносам. Как биосфера могла бы регулировать свое равновесие, используя разделение человечества на этносы? Разумеется, сталкивая их между собой, втягивая их в войны. И даже заранее известно: кто конкретно выйдет из каждой данной войны победителем. Дело в том, что все этносы на Земле имеют различный возраст, а молодой этнос всегда ближе к победе, чем старый. Войны уменьшают численность населения каждой из воюющих стран. И это оказывается «хорошо» для восстановления сил природы, для биосферы в целом.
Но и в отсутствие войн регуляторные механизмы биосферы могут также – через революции – уменьшить численность населения и связанное с ним избыточное давление на окружающую среду. Так, с крушением советской власти экологическое состояние лесов, полей, воды, воздуха в России заметно улучшилось. Конечно, с одной стороны – это следствие кризиса экономики и народного хозяйства. Но с другой стороны – крушение СССР, хотя и было делом рук человеческих, можно рассматривать и как прямое вмешательство биосферы в наши, человеческие дела. В демографии давно замечено странное явление, когда в популяции людей «вдруг», в связи с войнами, рождается больше мальчиков, или наоборот, в связи угрозой вымирания или истребления, рождается больше девочек. Это работают некие регуляторные популяционные механизмы, неясные по сей день. Она, биосфера, преследует собственные цели. Это прежде всего цели самоочищения окружающей среды и восстановления биологического равновесия. Ей, биосфере, по большому счету «чихать» на наши проблемы, она «смотрит» выше и дальше… И через повышенную смертность людей – в войнах или в природных катастрофах - она добивается понижения давления человеческой цивилизации в целом на окружающую среду.
Для реализации планов саморегулирования ей, биосфере, понадобились «консорции» - разноплеменные объединения пассионариев – фанатичных людей, готовых умирать, и готовых убивать всех несогласных, и объединенных безумной идеей улучшить мир, ибо, как известно, «так жить нельзя!». И идея эта была актуальна во все времена, была и будет, потому мы не гарантированы от появления новых поколений пассионариев-фанатиков. Вспомним, хотя бы неудавшееся на наших глазах рождение нового этноса фанатиков-талибов в Афганистане. Его история очень поучительна. Советская армия в восьмидесятые годы практически потерпела поражение от войск Северного альянса и ушла из Афганистана. И вдруг возникло движение «Талибан», которое очень легко разгромило на полях сражений вчерашнего победителя – Северный альянс и заняло всю страну. Только американское вторжение смогло остановить победное шествие талибов по всему азиатскому континенту, чреватое созданием новой империи, c новой (отличной от традиционного ислама) религией, и в перспективе – созданием нового народа с новым самоназванием.
Так вот, сначала этнос возникает как консорция: группа фанатиков-единомышленников разного этнического происхождения. Их идея - как исправить мир - носит характер нового религиозного или псевдо-религиозного учения. Они называют себя не по их национальному происхождению, а по их новой религиозной принадлежности. Их дети уже не помнят, откуда происходят родители, а принадлежность к новой сплоченной религиозной общине обеспечивает за одно-два поколения быстрое перемешивание генофонда или крови. А такая метисация, точнее смешение генофондов, порождает новые группы и поколения фанатиков – весьма энергичных людей, которых становится все больше и больше. И они начинают истребительные войны за место под солнцем… Ну а соседние народы, утомленные вечным неравенством, религиозной, национальной и социальной несправедливостью у себя дома, очень часто воспринимают агрессоров как своих освободителей, восстают и присоединяются к ним. И перенимают их, агрессоров, веру и самоназвание. И новая мировая империя растет буквально на глазах, за считанные годы, несмотря на бесчисленные жертвы. Это и есть рождение и развитие нового этноса.
Если ничто, никакие соседи или внешние враги не помешают, то за 1200-1500 лет каждый этнос пройдет все стадии своего развития: от рождения, через максимум своего величия - империю, к успокоению, лени, воспоминаниям о старых добрых, славных временах, т.е. старению, превращению в народ, в нацию, и в конце концов к «умиранию» – распаду на локальные, географически и культурно изолированные популяции. Они могут стать частями будущих этносов и, когда это произойдет, всё опять повторится сначала!… Зарождение советского этноса.
Боюсь обидеть «советян», но я должен подтвердить: советский этнос был точно таким же, как и все прочие. Мы не успели хорошо перемешаться в генетическом отношении, но зато хорошо перемешались в культурном и псевдо-религиозном, точнее атеистическом и утопически-социалистическом отношении. Если бы нам отпущено было прожить еще 3-4 поколения, мы были бы непобедимы – и экономически, и идеологически, и социально. Мы стали бы нацией, настоящим единым народом! И могли бы «протянуть» еще тысячу лет. А так – «извини, не получилось…».
Кто в том виноват, и что надо было делать, - можно узнать в качестве гипотезы из моей статьи «Что случилось в Октябре Семнадцатого?», помещенной на этом же сайте ранее.
Теперь стоит подробнее остановиться на том, что собой представлял «советский этнос». Кавычки ставлю потому, что не все согласны с этим определением, даже члены Общины «Советия».
Советский этнос зародился в недрах великорусского этноса на той стадии, когда сам великорусский этнос уже прошел верхнюю точку своего величия (или мирового, имперского господства). Это стало ясно сразу после поражения в Крымской войне (1853 - 1856 годы), после чего последовали продажа Аляски Америке (1867 год), реформы, отмена крепостного права (1861 год). Россия стала явно слабее, чем она была совсем недавно – в эпоху наполеоновских войн, когда она была сильнейшей державой Европы. «Европейский жандарм», как уважительно называли Россию в Европе, всего за полстолетия уже стал резко отставать в своем развитии от всех остальных стран мира. Русско-японская война (1904-1905 годов) во всей полноте показала немощность некогда великой империи. Почему так произошло? Исчерпала себя идея великорусского государства. Уже не было фанатичных приверженцев «великой русской идеи», что были еще так многочисленны в 1812 году. Режим, правящая верхушка, держались за старые права и привилегии. Как указывал историк П.Н. Милюков, впоследствии лидер партии кадетов и министр Временного правительства, на протяжении 6-ти поколений зрел конфликт между режимом и обществом. Поглощенные им, страна и люди втягивались все больше во внутреннюю борьбу, в своего рода «холодную гражданскую войну». И этот конфликт мог быть разрешен или сверху, или снизу… Но нас интересует совсем другой этнос.
Условной точкой «зачатия» нового этноса следует считать тот момент, когда были устранены барьеры между сословиями, между разными этническими группами общества и стало возможным и реальным перемешивание генофондов, ранее не смешивавшихся, или почти не смешивавшихся, то есть метисация. Этой точкой можно считать 1861 год – год отмены крепостного права. Отсюда пошло нарождение нового поколения людей с новыми страстями, фанатичными устремлениями. Не сразу, одно-два-три поколения, и вот мы уже имеем совсем другую картину русского общества. Теперь здесь наблюдается масса пассионариев, людей, которых словно впервые озарила мысль: «Так жить нельзя!», и которые готовы были посвятить всего себя борьбе за исправление плохого мира. И отсюда пошли поколения «борцов» с царским самодержавием: петрашевцы, анархисты, народовольцы, эсеры, социал-демократы.
«Они были типичными представителями плеяды молодых людей, появившихся в России в конце столетия. Это были смелые, одаренные и предприимчивые люди. Основным смыслом их деятельности была ненависть к существующему порядку. Они верили в то, что только через разрушение можно достичь тысячелетия, в котором люди добьются справедливости и изобилия» (Я. Грей. Сталин. М., «Интер-Дайджест», 1995, стр. 27).
Стоит подробнее изучить биографии ведущих деятелей эпохи революции: уверен, мы увидим там, в их родословных, смесь выходцев из разных слоев общества, а также межэтническую смесь. Например, генерал А.И. Деникин: сын бывшего крепостного крестьянина и матери-полячки. Второй председатель Реввоенсовета, М.В. Фрунзе: отец – молдаванин, мать – русская.
Вместо «великой русской идеи», когда-то заключавшейся в том, что мы, люди разного происхождения, национально-племенного и сословного, все равно объединены одной всеобъемлющей идеей: идеей «православного единства», потребовалась какая-то новая идея. Новая идея, за которую не жалко было умирать, но и не жалко было убивать… Таковой идеей явилась идея единства трудящегося элемента, как в России, так и в других странах, против эксплуататоров, своих и чужих. Это была идея «интернационального братства людей труда». Это была новая идея – как объединить по-новому старые составляющие, имевшиеся в России сословия, вероисповедания, нации и народности. Такое новое объединение старых ингредиентов должно было вызвать к жизни новые силы, массовую энергию, на основе которых можно было бы не пытаться сохранить старую империю, а создать новую, более мощную, мировую империю – с русским языком и русским цементирующим началом, но – с другой «верой» и с другим названием. Вот почему у революции оказалось так много сторонников из рядов старого общества, офицерства, буржуазии. Они видели, чувствовали в большевизме прообраз новой «русской» мировой империи.
Борцы за обе идеи в старой России в течение Х1Х века не только боролись между собой, но и обе вместе – против закостеневшего самодержавного режима. Режим же ничего не хотел слышать, никаких реформ. Госаппарат, чиновники, дворяне, полицейское управление, церковь, царский двор, - все они противились любым идеям «улучшить» режим, а тем более, сокрушить его. Обе партии раскачивали лодку в разные стороны, режим – пытался удержать между ними равновесие. Это и называется «нарастанием пассионарного напряжения» по Гумилеву, чреватого рано или поздно взрывом – революцией! Можно сказать поэтому, что старая Россия была обречена, как бы ни стенали по этому поводу А. Солженицын и С. Говорухин. Она была «беременна революцией»! И никуда тут не деться. Не плохие революционеры, не наивные либералы и не тупоумные царедворцы все вместе обрушили старый мир, а если угодно, некие «биосферные предписания».
Если конкретной датой «вспышки советского этногенеза» считать грядущий 1917 год, то стоит остановиться на ее предшественнике – необъяснимом всплеске культурной жизни в России на рубеже ХIХ – ХХ веков. Как показывают сравнительно-исторические исследования, каждой вспышке этногенеза всегда предшествует всплеск культурной, прежде всего литературной, жизни. Впервые на это обратил внимание Л.Н. Гумилев, изучая этногенез арабско-мусульманского этноса в VI – VII веке н.э. В России это явление было замечено, оценено и получило название «Серебряный век русской культуры» (В.Л. Семигин, МГУ, 2005). Внезапно, как ливень, на российское общество тогда пролились бурным потоком новые идеи в области литературы, философии, музыки, театра, архитектуры, изобразительного искусства. Философы-идеалисты, символисты, акмеисты, авангардисты, футуристы – все вместе не на шутку взволновали и испугали российское общество той поры. Среди «возмутителей спокойствия» оказались и родители Л.Н. Гумилева: знаменитые русские поэты Н. Гумилев и А. Ахматова. Все эти симптомы явно указывали на приближение чего-то грозного и непоправимого, какой-то большой беды.
Может быть, именно таким образом назревающий духовный кризис, кризис старого этноса, видели, чувствовали, предрекали лучшие умы России: мыслители, ученые, писатели, философы.
«Что такое «бесноватость?» Для научного знания – душевная болезнь. Могут ли ею заболевать не только отдельные люди, но и целые народы? Мы видим, что могут» писал в свое время о событиях русской революции Дм. Мережковский (Дм. Мережковский. Царство Антихриста. Изд-во РХГ, СПб, 2001, стр. 14). И еще он же.
«Россия гибнущая, может быть, ближе к спасению» (там же, стр. 558).
«Может быть, эта катастрофа (т.е. революция – С.Г.) послужит толчком, которым закончится доисторическое, подсознательное, так сказать, этнографическое существование народа и начнется исторический период связного самосознания и непрерывной социальной памяти», совершенно провидчески чувствовал и понимал эти события П.Н. Милюков (Милюков. История второй русской революции. Минск, Харвест, 2002, стр. 15).
В недрах старого этноса уже зарождался новый этнос, а поскольку занимали они один и тот же вмещающий ландшафт, одну и ту же экологическую нишу, между ними неминуемо должно было возникнуть столкновение. И оно возникло: это была кровавая Гражданская война. Столкновение великорусского и советского этносов.
Если два этноса вступают в противоборство, в войну, то, при прочих равных условиях, выигрывает более молодой этнос. Происходит это потому, что на его стороне воюют, отдают свои жизни массы фанатиков, они не жалеют ни себя, ни своих врагов. На другой же стороне, на стороне более старого этноса, воюют профессионалы, служаки, карьеристы, просто равнодушные люди. Фанатизм всегда более выигрышен. И потому чаще всего он приносит военную победу.
«Советская «политика» – вовсе не политика, а «религия»;… советское «государство» – вовсе не государство, а «церковь»» писал тот же Дм. Мережковский (там же, стр. 288). А религия, естественно, порождает фанатизм, беззаветное служение идее, жертвенность, безжалостность и непримиримость к «врагам». И вот в войне столкнулись две «церкви», две «религии», а точнее две идеологии: великорусская и советская.
«Война вызывает трагический конфликт в душе христианина. Не добро и зло, не правда и ложь сталкиваются в этом конфликте, а два добра, две правды» писал другой выдающийся русский философ и писатель Н. Бердяев (Бердяев. Судьба России. М., Эксмо-Пресс, 2001, стр. 674). И далее он же отмечал: «Не следует забывать, что на войну люди идут умирать, а не только убивать» (там же, стр. 675).
Кроме того, на стороне красных в гражданской войне приняло участие около половины всех бывших царских офицеров – около 100 тысяч человек. И не только по причине страха за свои семьи – остававшихся в тылу на положении заложников. Многие русские офицеры действительно верили, видели, чувствовали «глубинную правоту» новой советской власти, ведшей Россию к положению новой мировой империи, лучшей и могущественнее прежней. Вот что пишет о них в своих воспоминаниях генерал А.И. Деникин.
«Как бы то ни было, Советская власть может гордиться тем искусством, с которым она поработила волю и мысль русского генералитета и офицерства, сделав их невольным, но покорным орудием своего укрепления» (А.И. Деникин. Очерки русской смуты. М., Вагриус, 2002, стр. 384).
Конечно, обе армии – белая и красная – начинались как армии добровольцев: они поначалу состояли из «свободных бойцов», фанатиков, энтузиастов своего движения, своей идеологии. Белая армия так и называлась: «Добровольческая армия». Красная – поначалу называлась «Красная гвардия». Но потом обе перешли к поголовной и принудительной мобилизации в свои ряды всех «способных носить оружие»: солдат, унтер-офицеров, офицеров и генералов. Профессионалов – военных со специальным образованием и опытом войны – было примерно поровну там и там. Но фанатиков, одержимых идеей, бескорыстных борцов за нее было, очевидно, больше в лагере красных. Это и обеспечило красным победу в гражданской войне. Сказалась и поддержка (или безразличие) гражданского населения, по чьей земле прокатывалась линия фронта. Завоевание жизненного пространства советским этносом.
Лозунги создания «Всемирной Республики Советов» хорошо известны из нашей истории. Предполагалось, что трудящиеся всех стран, прежде всего европейских, восстанут против своих эксплуататоров, установят у себя советскую власть, а Красная армия, если понадобится, им поможет. Советская Россия рассматривалась победившими большевиками как плацдарм для мировой экспансии, для разжигания «мировой пролетарской революции». Они и не скрывали своих планов и целей на международной арене. В перспективе эта «Всемирная Республика Советов», чьим штабом был Коминтерн, должна была стать новой мировой империей, с русским языком как всеобщим, и социализмом в его большевистской трактовке как идеологией (или псевдо-религией). Гражданами новой империи могли и должны были стать все трудящиеся мира. В одной из наших революционных песен были такие слова:
«И водрузим над Землё-о-ю Красное Знамя Труда!».
Опасность красной агрессии на Западе в двадцатые годы хорошо осознавалась в наших эмигрантских кругах. И она мыслилась именно как нашествие новых фанатичных азиатских варваров, своего рода новых гуннов.
«Съели Россию – съедят и Европу. Весь мир съедят. Вот для чего идут с востока на запад красные полчища. Не Троцкий ведет их, а полководец иной – апокалипсический всадник на черном коне с черным знаменем – Голод… Вот в чем тайна красных «побед», этих чудес дьявольских» (Мережковский, стр. 11).
«В этом страшная сила коммунизма-сатанизма, и слабость почти всех его противников: они просто не знают с кем борются» (Мережковский, стр. 289).
«Европа спит, а Троцкий-Ленин крадется к ней – вот-вот полоснет по горлу тупым перочинным ножиком красной армии» (Мережковский, стр. 82).
О том же, о красной опасности для Европы, предупреждал и Н. Бердяев.
«На смену ему (империализму государств – С.Г.) идет всемирный империалистический коммунизм» (Бердяев, стр. 541). А всякая новая империя всегда стремится к завоеваниям, неважно под какими лозунгами. Это Н. Бердяев предвидел еще в 1918 году, когда писал:«Империя всегда стремится быть всемирной империей. И по идее только и может быть одна, единая мировая империя… Такова чистая идея империи, это – идея всемирного объединения» (Бердяев, стр. 538).
Разумеется, это была не первая империя в мировой истории и, как это ни прискорбно, не последняя. Но ее несомненные успехи базировались, с одной стороны, на энергии «трудящихся масс освобожденной от власти капитала России», и с другой стороны, на моральной, материальной и всякой иной поддержке нового коммунистического движения угнетенными слоями населения старой Европы. Это было поистине религиозное единение – единение на почве осознания своих общих классовых интересов трудящихся разных стран, и практически новая религиозная вера – вера в коммунизм, рай на земле. Религиозность коммунизма-большевизма также была вовремя осознана как опасность для остального мира нашими мыслителями эмигрантами. Вот что писал об этом Дм. Мережковский.
«Русская революция – не только политика, но и религия, вот что труднее всего понять Европе… Русская революция – всемирная» (Мережковский, стр. 54-55).
И еще о религиозности нового мирового движения.
«Русский коммунизм – «церковь Антихриста» – утверждает себя в Интернационале как «церковь вселенскую»» (Мережковский, стр. 310).
А зачем нужна была эта новая псевдо-религия? А затем, что на ее основе происходило объединение разноэтнических элементов из разных стран в новую общность – в новый советский этнос! Этой возможности не было у старого великорусского этноса. Новый этнос оказался много более привлекательным, сравнению со старым. Он оказался открытым для всех прочих народов планеты: приходите и присоединяйтесь. Или мы вам поможем, прислав отряды Красной армии… Перспектива создания новой империи была обрисована довольно четко.
Не всё удалось сделать или совершить новому этносу. Не всё, но многое, хотя и не сразу. Обещанная большевиками мировая империя – «империя зла» - была все таки создана, но только уже после Второй мировой войны. Советский этнос практически превратился в советский народ – он просуществовал три поколения! За это время произошло заметное, хотя и не очень сильное перемешивание генофондов и, как следствие, массовая метисация. Появились популяции людей смешанного этнического происхождения. Они ощущали себя не русскими, не евреями, не украинцами, а настоящими советскими людьми!… Эх, если бы нам дано было еще два-три поколения прожить при советской власти!.. Новый народ – советский народ! – был бы уже нерасчленим.
Возьмите Россию образца 1913 года, о которой сегодня столько слез проливают Солженицын и Говорухин, с ее голодными бунтами крестьян и непрерывными забастовками рабочих, – кто с ней по большому счету тогда считался?! Сравните ее с СССР образца 1960 – 1980 годов: второй ядерной державой мира! Наши базы и войска на Кубе, в Анголе, в Эфиопии, во Вьетнаме, не говоря уже о Восточной Европе – она вся была нами оккупирована. Да никакого сравнения! Солженицын и Говорухин просто «проспали» эпоху истинного величия России. Да еще и боролись против нее по мере сил.
Но вот возьмите тот самый Советский Союз. Это ли было не исполнение обещаний большевиков создать новую мировую русскую империю? Это было оно самое! Русский язык стал международным, как язык мировой империи, мировой культуры, как язык общения в доброй половине тогдашнего мира. Они, большевики, свое слово сдержали, обещания выполнили. И, глядя из «биосферы», уже, собственно, неважно – какой ценой.
Где всё это сегодня?.. Одно можно сказать: в 1991 году советский этнос распался. И распался он из-за внутренних причин. И никто, никакая «мировая закулиса» его не разрушила, как бы ни пытались убедить нас в этом сегодня национал-патриоты. Кто виноват?
Краткая история советского этноса хорошо известна. Мы сделали попытку анализа причин его возвышения и быстрого падения уже в той статье, что была помещена на сайте: «Что случилось в Октябре Семнадцатого?».
Сейчас имеет смысл поговорить более подробно об ошибках, допущенных этносом на определенных – поворотных – этапах его развития. Разумеется, ошибки делают конкретные люди, а не этнос как таковой. Весь вопрос в том: соответствуют ли дела и поступки людей, волею случая возглавивших этнос, направлению развития этноса, или препятствуют ему? Если препятствуют, то гибель этноса уже предопределена. Не сразу, не непосредственно вслед за ошибками руководящих этносом лиц, а десятилетия спустя.
Например, если идеология, прежде прекрасно вдохновлявшая массы на воинские подвиги и трудовые свершения, эта псевдо-религия, будет постепенно заменяться на сухое начетничество, на догму, на надуманную и далекую от жизни теорию, то никто в массах населения уже не будет воспринимать ее всерьез, а значит, и не пойдет за нее умирать (и убивать). Вспомним только путч ГКЧП – кто серьезно поддержал тогда гэкачепистов? Никто.
Основной ошибкой советских вождей в области идеологии стало выхолащивание ее прежнего революционного духа, объединявшего ранее все общество в круг друзей и единомышленников (и тотальное уничтожение сотен тысяч истинных революционеров, искренне веровавших в революционное обновление мира, готовых жертвовать собой во имя «светлого будущего», на самом деле веровавших в «братство людей труда»). Официальная идеология далеко дистанцировалась от масс населения, продолжавших искренне верить в социализм-коммунизм. Возможно, еще и потому, что сама идеология, вернее ее носители – партийные бюрократы, сами давно уже ни во что не верили, а жили и трудились во имя своих корпоративных (практически мафиозных) экономических и политических интересов. Можно ли себе представить, что «жрецы» новой религии, функционеры ВКП(б), КПСС, отгородились от простого народа чекистами и кагебешниками? Увы, это было именно так. Да кто им будет верить после этого? Возьмите любую церковь: она всегда открыта для любого страждущего, сомневающегося, ищущего ответы на злободневные вопросы повседневной жизни. Могли ли простые советские люди так запросто зайти со своими проблемами в партком, райком, горком? Да еще без членского билета КПСС? Да, никогда в жизни! Возникает вопрос: когда всё это началось – когда начался отрыв партийной бюрократии от масс советского народа? Ответ известен: это началось во времена правления И.В. Сталина и по его инициативе. Вот когда была впервые заложена «бомба замедленного действия» под великое здание советского этноса.
Сталин был тиран, деспот, сатрап, самодержец, страшный, завистливый человек, без привязанности к друзьям, к родственникам, к собственной семье, - всё это так, но ничего не объясняет. Он оказался во главе советского этноса совершенно случайно. И повел себя как случайный человек, как временщик. Свою карьеру он сделал, «двигаясь по аппарату», как это впоследствии сказал про себя незабвенный И.К. Полозков. То есть, был партийным бюрократом, чиновником. Эта сторона его необыкновенной карьеры была хорошо проанализирована его старым противником – Л.Д. Троцким ( Л. Троцкий. Сталин. М., ИнтерДайджест, 1995).
Еще до революции многим революционерам, и Троцкому в том числе, был уже ясен характер и возможности этого человека – И.В. Сталина.
«Он был редактором центрального органа не потому, что был писателем по природе, а потому что не был оратором и вообще не был приспособлен для открытой арены… Это был скорее ответственный чиновник партии при газете, чем революционный публицист» (стр. 294 – 295).
Ничего не изменилось и в период уже после революции.
«Никто не знал, что говорил и делал Сталин до 17-го даже до 23 - 24-го годов» (стр. 314).
Действительно, по сравнению в ведущими деятелями большевизма: Лениным, Бухариным, Троцким, Рыковым, Зиновьевым, Каменевым, Дзержинским и другими, пламенными трибунами, увлекавшими на митингах массы людей на борьбу, на подвиги, Сталин был как-то незаметен. По большому счету, именно они, пламенные трибуны, способные повести за собой массы воодушевленных речами людей к победе, имели право возглавить нарождающийся этнос: они видели, чувствовали, его потребности, его чаяния и надежды, его направление развития.
Аналогично вели себя и «пламенные трибуны» чуть позже народившегося в Европе фашизма: они начинали борьбу, они же потом и возглавили формирующийся этнос и соответствующую империю.
«Муссолини и Гитлер начали свою борьбу в условиях демократии. Они сталкивались лицом к лицу с противниками. Они спорили на равных правах. Ничего подобного не было в истории восхождения Сталина» (стр. 213).
«Муссолини и Гитлер каждый были инициаторами движения, исключительными агитаторами, трибунами. Их политическое возвышение… совершалось на глазах у всех, в неразрывной связи с ростом движения, которое они возглавляли с первых его шагов. Совершенно иной, ни с чем в прошлом не сравнимый характер имело возвышение Сталина. У него как бы нет предыстории (прямо как у В. Путина сегодня – С.Г.). Процесс восхождения совершался где-то за непроницаемыми политическими кулисами. Серая фигура неожиданно отделилась в известный момент от кремлевской стены – и мир впервые узнал Сталина как готового диктатора… Сталин вырос из ее аппарата (партии – С.Г.) и неотделим от него» (стр. 306).
Аппаратчик – он и опирался в основном на своих выдвиженцев, тоже аппаратчиков, калибром помельче. И все вместе, бюрократы и чиновники, они уже имели интересы, далекие от судеб и целей революции, вознесшей их всех так высоко, интересы далекие от интересов вновь зародившегося этноса.
«Во всякой политической борьбе большого масштаба можно в конце концов открыть вопрос о бифштексе. Перспективе «перманентной революции» бюрократия противопоставила перспективу личного благополучия и комфорта… А «глава государства» начинал понимать, что сила ныне не в массах, а в бюрократии и что бюрократия – против «перманентной революции», за банкеты, за «счастливую жизнь», за Сталина» (стр. 355 – 356).
Это – о лозунге построения социализма «в одной, отдельно взятой стране».
Кроме огромных ошибок, если не сказать преступлений, внутри страны, типа коллективизации и организации массового голода, И.В. Сталин делал одну за другой ошибки на международной арене. Будучи абсолютным диктатором в СССР, он единолично мог направлять политику в ту или иную сторону. Так, он проглядел опасность нацизма, в программе которого (в книге Гитлера «Майн Кампф») было еще в двадцатые годы предопределено, что главным направлением германской агрессии будут земли на Востоке. И в 1932-1933 годах лично Сталин столкнул неустойчивое равновесие в Веймарской республике в пользу нацистов и в ущерб немецким коммунистам. Фактически это он, Сталин, привел к власти Гитлера, и, тем самым, способствовал будущему нападению Германии на СССР. И второе. Когда уже тучи войны в Европе стали сгущаться, когда нацистская Германия уже начала экспансию вовне, Сталин лично позаботился об уничтожении порядка 45 тысяч красных офицеров и генералов в Красной армии. Заметим, до него, в 1918 году, Троцкий наоборот, привлек на службу в Красную армию 100 тысяч офицеров старой армии. Тем самым Красная армия была обезглавлена Сталиным прямо перед войной с Германией. И только потому, что он, Сталин, беспокоился о сохранении лично своей власти, неважно какой ценой. Это ли не образ мыслей временщика?
Ну и об эволюции так называемой «социалистической демократии» в СССР, заметной уже в конце тридцатых годов.
«В Советском Союзе существует правящая иерархия, строго централизованная и совершенно независимая от так называемых Советов и народа. Подбор («борцов за дело коммунизма», т.е. новых поколений чиновников – С.Г.) идет сверху вниз» (стр. 360).
Так кто ж этого не знал? Мы родились и выросли в этой системе, и другой просто себе не представляли.
Уже в свои последние годы жизни, в начале пятидесятых годов, Сталин неоднократно говорил своим приближенным, членам ЦК и Политбюро ЦК: без меня вы все погибнете! И ведь так оно и получилось. Без Сталина советская власть, хотя и не сразу, развалилась, погибла. Так бесславно закончилось правление очередного временщика в истории России. Что делать?
Жаль, искренне жаль, что всё так получилось. Но что же теперь делать? Собираться на кухнях, петь песни советского периода, пить водку и проливать слезы о «славных прошлых временах»? Или ходить на демонстрации с красными знаменами и портретами «отца всех времен и народов»?
Вспомним, каково было положение русских людей, бывших граждан Российской империи, волею судеб оказавшихся на территории новых, независимых государств в 1918 году. Русский генерал Старопадский стал лидером независимой Украины. Русский генерал Маннергейм стал лидером независимой Финляндии. Если бы в Москве, или в Санкт-Петербурге, вдруг произошел бы монархический переворот (или республиканский, с лозунгом «Вся власть Учредительному собранию!»), то оба они, уверен, тут же повернули бы свои «независимые государства» к воссоединению с Россией. Единая и неделимая Россия! – вот что было в душе у бывших русских офицеров. Но и разделенные новыми границами, русские национальные меньшинства остались в независимых республиках со всеми правами: они являли собой представителей капитала, интеллигенции, пролетариата. И не имели проблем – тогда – как оккупанты. Почему сегодня это не так? Кто ответит? Эти русские, или русскоязычные, жители новых стран явились в дальнейшем базисом для нового объединения бывших частей империи в новую государственность – в СССР.
Жителям стран СНГ я бы посоветовал перечесть «Белую гвардию» М. Булгакова. Там описана точно такая же ситуация в такой же самой самостийной и незалежной Украине. При желании в книге можно между строк прочесть и конкретные советы – как жить дальше. Как жили в Киеве бывшие русские офицеры при новой национальной украинской власти?.. Вот так и должны теперь жить в той же Украине бывшие советские люди. Жить, ждать, и надеяться.
Теоретически, остаток советского этноса, оказавшийся волей судеб на территории России, должен был бы вернуться к предыдущему, великорусскому этносу. Так было во многих других странах: нисходящая ветвь развития (или деградации) старого этноса, внезапно прерванная появлением нового этноса, как правило возобновляется, если этот «незваный гость» - новый этнос будет вовремя подавлен. Неважно кем: внешними силами или внутренними причинами. Регенерация старого великорусского этноса, вернее ее попытки, видны уже сегодня. В России идет поиск «национальной идеи», которая так или иначе крутится вокруг православия, какой-то особой «духовности», «соборности», лозунга «Москва – Третий Рим», преувеличенное внимание к потомкам дома Романовых, новоявленное дворянство, казачество, мессианские надежды на особую «спасительную» роль русского народа в мире и т.п.
С другой стороны, «субстрат», то есть конкретные носители этих взглядов, люди, жители России, во всяком случае нынешнее и следующее поколение, по своей психологии остаются «советянами», ибо истинных носителей идеологии великорусского народа нет, за исключением единиц – осколков белой эмиграции в зарубежье. Когда уйдут эти два поколения, познавших советскую жизнь, то третье поколение, которое только сейчас возможно рождается, не исключено, вернется к идеологии и самосознанию великорусского этноса. И это если нынешние два поколения не попытаются взять реванш, чтобы вернуть ситуацию к 19 августа 1991 года. Если таковое произойдет, можно будет говорить о регенерации (надолго ли?) советского этноса. Но это пока только, так сказать, мечты… Многое будет зависеть от развития политической жизни в России. Если там когда-нибудь станет лучше, бывшие союзные республики сами потянутся к объединению с ней. И тогда возможна регенерация советского этноса, возможно уже с другим названием, но с тем же конкретным содержанием: русскоязычная мировая империя. Взгляните на лица лидеров независимых республик: Рюйтель, Бразаускас, Ющенко, Шеварднадзе, Алиев, Ниязов, Каримов, Назарбаев и др. Уже из этого перечня можно предвидеть: кто из них будет готов добровольно присоединиться к будущей империи с русским языком как государственным и с идеологией коллективизма, духовности, справедливости вместо закона, в качестве новой псевдо-религии, а кто – нет. Тогда против этих последних можно ожидать взрыва снизу – революции, или переворота военных сверху – с тем же результатом: присоединением к России в той или иной форме.
Однако самое главное другое: нужна новая идея объединения в качестве идеологии или псевдо-религии. И – масса фанатично преданных ей, идее, людей – пассионариев. Именно они могут «заварить новую кашу»… Но не дай нам Бог стать свидетелями этой «новой кровавой каши»… Впервые опубликовано 12.11.2005 г. на сайте Veinik.ru Примечание.
Гумилев Лев Николаевич (1912-1992), доктор исторических наук (1961), этнолог, историк и философ. Сын Н.С. Гумилева и А.А. Ахматовой. Научную деятельность начал как историк древних народов Евразии: хунов, хазар, тюрок, монголов, китайцев и др. Эти изыскания послужили базой для разработки глобальной концепции мировой истории как истории взаимодействия народов (этносов), их формирования, подъема и упадка. Главной идеей Гумилева является теория пассионарности. Пассионарность - это особый эффект избытка биохимической энергии, проявляющийся в повышенной тяге людей к действию. Носителей данного качества Гумилев назвал пассионариями. Именно они, по Гумилеву, выступают в качестве движущей силы формирования нового этноса. Справка:
Глейзер Семен Ильич (1945 г.р.), по первому образованию – биофизик, кандидат биологических наук. Жил и работал в Саратове, Томске, Калининграде, Москве.
Известен своими пионерскими работами в области электромагнитной биологии, зоопсихологии, проблем происхождения жизни, физики некоторых частиц. Ему принадлежат оригинальные исследования магнитной ориентации рыб, высшей нервной деятельности мозга рыб, обнаружение биоподобных частиц в микромире, позднее названных симхионами.
С 1995 года проживает в Германии (г. Гамбург).
По второму образованию – историк религии и всеобщей истории, доктор естественных наук (1996). С 1997 года возглавляет научное общество „Haus der Wissenschaftler“ в Гамбурге.
Автор изданных в Германии книг: «Мессианский иудаизм. Что это такое» (2002), «Феномен Третьего Рейха. Вспышка этногенеза в Германии в 20 веке» (2003), «Анти-Солженицын. Двести лет как жизни нет» (2003-2004).
В науке есть такое наблюдение. Любая новая идея очень постепенно завоевывает признание среди ученых. Однако происходит это совсем не путем переубеждения оппонентов, а путем, так сказать, естественной смены поколений исследователей. Оппоненты, противники новой идеи, уходят, а новое поколение исследователей принимает эту идею уже как совершенно очевидную. Поэтому, выдвигая новую идею, ее родоначальник должен набраться терпения: иногда ему так и не приходится увидеть торжества своего детища… Печально.
И еще о детище. Это на самом деле точное определение – идея есть детище ученого. Он болеет за него, переживает, проталкивает, гневается, бывает с ним не согласен, но – дитя есть дитя. И его родоначальник должен всё стерпеть, вынести, пережить. А дитя, детище, вырастая, приобретая силы и известность, становится всё более непокорным, своенравным, совсем не похожим на то, что было задумано изначально. И это тоже реальность, с которой вынужден считаться ученый. Последователи подхватывают его идею, придают ей подчас слегка другой смысл, иногда совсем другой, но – развивают ее, дают ей новый импульс к развитию, открывают ей новые горизонты. И не знаешь – радоваться этому неожиданному развитию событий, или горевать, видя, как на твоих глазах из твоего детища порождается форменная ересь!…
Всё это пишущему эти строки пришлось пережить самому в связи с формулированием мною некогда, в 1983 году, идеи симхиона и наблюдением за тем, что из всего этого вышло. Немного лингвистики.
Не создавай новых сущностей – учил нас философ и ученый начала Х!У века Уильям Оккам. И я пытался остаться в рамках существующих терминов и понятий. Но – меня никто не понимал. И тогда пришлось придумать, сконструировать, сочинить новый термин, образ, слово, чтобы поняли, наконец. Что значит, например, слово «верую»? Да ничего, веруешь себе, ну и веруй дальше. А когда вместо него появилось понятие «кредо», то же самое слово получило совсем другое значение. Теперь это уже новая идея, то же слово, но с совсем другим содержанием, более сложным и насыщенным.
Ужели слово найдено? – писал А.С. Пушкин (роман «Евгений Онегин»). Слово «симхион» появилось на свет как удачная, или не совсем удачная, аббревиатура английского словосочетания «система индивидуальная, материальная, историческая» с прибавкой древнегреческого окончания «он», что должно было бы подчеркнуть принадлежность нового явления к миру материальных частиц.
Евг. Беляков, автор известного в Интернете труда «Диалектика ноосферы» (www.planetologija2005.narod.ru), уже широко использует этот новый термин «симхион». Там он обращает внимание на букву «м», третьей букве в слове, указывая на возникающую по этой причине «эвфонию» всего слова в целом. В данном случае, мы можем это понимать как «благозвучие», то есть некую внешнюю привлекательность, красивость искусственно придуманного слова. Ну и на этом спасибо. Так сказать, старались…
Но мы, со своей стороны, хотели бы привлечь внимание независимого читателя к другой, ко второй букве в том же слове: к букве «и». Она означает первую букву слова «индивидуальный». Слово это имеет во всех европейских языках множество значений, от индивида до индивидуалиста и, по большому счету, ни о чем таком особенном не говорит. Поэтому стоило бы вернуться к его первооснове, к его исходному содержанию, чтобы оттуда попытаться вывести нужную нам содержательность, а значит и обосновать совершенную необходимость включения буквы «и» в новый термин «симхион».
Древние римляне говорили: DIVIDE ET IMPERA – Разделяй и властвуй!
Отсюда понятно и само происхождение и точное, первоначальное значение слова «индивид» – неделимый в переводе с латыни.
Вспомним, что по древнегречески «неделимый» есть атом. Атом – слово, не испорченное множеством употреблений и иносказаний, и потому всегда сохраняющее свою конкретность. «Индивид», по латыни «individuum», имеет другую судьбу, связанную с его содержательной многозначностью и неопределенностью, почему мы и хотели бы вернуть ему – в рамках данной работы – его исходное содержание. А оно остается прежним – «неделимый», то есть некий аналог атома со всеми его особенными чертами и свойствами.
И это для нас самое важное в новом термине «симхион».
Симхион – означает неделимый! Этим словом, термином, понятием, мы обозначаем целый класс неких объектов материального мира, включающий в себя ряд единичных структур, от атома до человека, а может быть и дальше. Их общее отличие от всех остальных объектов – неделимость. Добавим сюда еще и исследованную нами способность к саморазвитию, о чем речь пойдет дальше.
Немного термодинамики.
Главная проблема, стоящая перед всеми попытками понять феномен живого, это второе начало термодинамики. По всем признакам каждый живой организм как бы противостоит, не подчиняется, игнорирует второе начало. В упрощенном виде этот физический закон гласит: всё нагретое – остывает, всё, собранное вместе, когда-нибудь рассеется в пространстве. И никогда – наоборот. То есть налицо необратимость процессов теплопередачи и статистического рассеяния. Это чистая физика.
А вот что говорит космология, физика, так сказать, «нечистая».
Всё нагретое остывает, но! Есть два уравнения теплопередачи: через вещество и через поле. В первое из них параметр времени входит в первой степени, что и подчеркивает необратимость рассеяния тепла в пространстве. А во второе уравнение параметр времени входит уже в квадрате. Что бы это могло означать? Да только то, что «теплопередача» через поле принципиально обратима! И ведь верно, реальное остывание вещества не заканчивается выравниванием температур между более нагретой и менее нагретой частями тела. Оно продолжается дальше, через излучение в пространство инфракрасных квантов. А они, кванты, описываются уравнением «теплопередачи» через поле как вполне обратимый процесс: параметр времени входит в соответствующее уравнение уже в квадрате. Как эту обратимость можно себе представить? А очень просто. Если есть эффект «синего смещения», возникающий при сближении светящихся звездных объектов, то можно себе представить и «ультрафиолетовое смещение», и «рентгеновское», и «гамма смещение». Все они могли бы возникать вблизи «черных дыр» или на этапах сжатия пульсирующей Вселенной. Тогда перспектива превращения инфракрасного кванта в гамма-квант была бы очень вероятной. А гамма-кванты, как известно, могут порождать уже и обычное вещество – что происходит при фоторождении электрон-позитронной пары. Так круг замкнется и обратимость тепловых процессов, но только во вселенских масштабах, из теоретической станет практической. Отсюда и отрицательный ответ на вопрос о возможности «тепловой смерти Вселенной»: она, смерть, невозможна (подробно см. нашу статью на эту тему: «Тень царицы мира» в журнале «Знание-сила», № 9, 1993 год).
Всё, собранное вместе, рассеивается в пространстве. Это еще одно, так сказать, «нетепловое», статистическое следствие второго начала термодинамики. Обычно оно не вызывает сомнений. Возьмите группу частиц и поместите их в замкнутом объеме. Через длительное время, учит нас статистика, они совершенно равномерно распределятся по всему дозволенному объему. И чем больше будет взято этих частиц, тем равномернее можно ожидать их распределения по объему. Всё верно. Но только вот такой вопрос: а если мы возьмем только одну частицу, что будет с ней? А ничего, она так и останется одна. Никакие ветры рассеяния на нее не подействуют, второе начало термодинамики останется для нее бессильным, не действующим. Ведь статистика работает с множеством частиц, а не с единичными. Но тогда другой вариант: а если эта группа частиц каким-либо образом ухитрится объединиться в одну, но более крупную частицу, что будет с ней тогда? И опять ничего. Она сохранится, останется неизменной «на вечные времена».
Нет статистики – нет второго начала!
Отсюда и вывод для групп, масс, скоплений материальных (вещественных) объектов во Вселенной: хочешь уцелеть под губительным ветром второго начала – образовывай единичные и неделимые объекты следующего уровня. Так возникли атомы, молекулы, живые клетки. Вот потому на них и не действует второе начало термодинамики. И не только на живые организмы, но и на единичные объекты нижележащих уровней – на отдельные атомы и молекулы. Вот потому они, группы отдельных частиц, и пытаются время от времени заново объединяться, сливаться, интегрироваться в единичные, и потому снова неделимые, объекты. Группы атомов объединяются в молекулы, группы молекул – в надмолекулярные комплексы (например, в полимеры), те – еще в какие-то образования, наконец, клетки – в многоклеточные организмы. Это и есть эволюция. Только надо правильно понимать – что именно эволюционирует в каждом данном случае.
По нашему мнению, здесь эволюционируют только симхионы.
Биография идеи.
Биография идеи, увы, неотделима от биографии её автора. В далеком 1966 году автор, тогда еще совсем юный студент-физик, заинтересовавшись биофизикой, поставил перед собой, как позднее стало очевидно, совершенно нереальную задачу. Юношеский максимализм не признавал задач малых, конкретных, реально достижимых. Только больших и великих. Хотелось много и сразу… А в биофизике, и вообще в биологии, была и есть только одна, достойная задача – проблема происхождения жизни. Вот над нею и начала работать и биться беспокойная и честолюбивая мысль начинающего ученого.
Подход, начатый автором, был неотличим от всех других попыток, часто тогда предпринимаемых в данной проблеме учеными-физиками. В чем специфика живого? В чем отличие живого от неживого? Какова термодинамика жизненных процессов? Какова роль второго начала термодинамики в биологии и почему живые организмы ему не подчиняются? Ученых-физиков, занятых этими вопросами, от студентов до академиков, оказалось в те годы так много, что они решили как-то самоопределиться, а поставленные задачи попытаться выделить в некую самостоятельную науку. Все эти спорные темы были, в конце концов, выведены из компетенции биологии и затем конституированы как предмет исследования совсем другой науки – «физики живых систем». Следствием этих процессов стало дублирование биофизического образования: появились отдельные и параллельные кафедры биофизики на физических и на биологических факультетах университетов. Так что автор оказался совсем не оригинален и не одинок в своих исканиях. За прошедшие сорок лет ими всеми было получено много важных и интереснейших данных, но проблема происхождения жизни так и осталась нерешенной.
Автор этих строк поначалу тоже оказался неоригинален. Столкнувшись с проблемой «неподчинения живого» закону возрастания энтропии, он несколько лет посвятил размышлениям о роли энтропии в жизненных процессах. Затем увязал эту проблему с другой – с перспективой «Тепловой смерти Вселенной», и пришел к умозрительному выводу, что жизнь во Вселенной рождена с «великой целью» - предотвратить эту самую «тепловую смерть». И в перспективе только равновесие «живая материя – неживая материя» даст нам устойчивую к действию закона возрастания энтропии Вселенную. И примерно до конца 1960-х годов эта идея оставалась в голове автора главенствующей.
С начала 1970-х годов начались поиски информационной специфики живого, опять же с позиций физических представлений. Статистическая теория информации оказалась бессильна объяснить процессы в живом, потребовались какие-то новые идеи. Таковой идеей явилась выдвинутая нами тогда идея «ценности» информации, измеряемая обычным коэффициентом полезного действия (кпд). Соотношение между физическими функциями «энергия» и «работа» регулируется как раз этим самым кпд. Эта, якобы промежуточная и чисто служебная величина кпд, на самом деле является важнейшей функцией – она измеряет информацию как физическую величину или, что то же самое, нестатистическую ценность информации. Для автора было большим и приятным сюрпризом, когда, спустя годы, он увидел, что сходные взгляды о равенстве нестатистической информации и кпд в механических и тепловых процессах развивал белорусский академик Альберт Йозефович Вейник (см. его книгу «Термодинамика реальных процессов», Минск, 1991). Потому для меня, как для автора, это большая честь поместить мои заметки на сайте, посвященном памяти А.Й.Вейника.
Очень скоро автору удалось в эксперименте подтвердить подобные «энерго-информационные» взаимодействия в живых организмах, измеряемые кпд, и реализуемые в процессах влияния физических факторов на биологические процессы. Удалось выделись и обосновать даже два типа энерго-информационных взаимодействий. Первое, когда компенсаторная реакция живого на физическое воздействие, в соответствие с реальным кпд, по энергетике меньше самого воздействия. Второе, когда реакция живого, в соответствие со спусковым, или сигнальным, характером физического воздействия, по энергетике оказывается много больше, чем было само воздействие. Первому типу энерго-информационных взаимодействий соответствуют монотонные, пропорциональные или почти пропорциональные, зависимости реакций живого на внешнее воздействие (давно известные в биологии закономерности «доза – эффект»). Второму, спусковому или сигнальному, типу взаимодействий соответствуют реакции скачкообразные или описываемые так называемыми логистическими кривыми (также хорошо известный в биологии закон «всё или ничего»). Здесь биологическая система реагирует на внешнее воздействие подобно триггеру или усилителю: она производит работу много большую, чем было воздействие, но уже за счет собственных внутренних источников энергии. Откуда и формальный кпд оказывается много больший единицы, почему нам и пришлось назвать его кпп – «коэффициент полезной передачи». Все эти данные были нами в свое время опубликованы (см. наши статьи: К информационному влиянию магнитных полей на биообъекты. В сб.: «Влияние магнитных полей на биологические объекты». Материалы Третьего Всесоюзного симпозиума. Калининград, 1975, стр. 44; а также: Управление в биологии: физические аспекты. Международный журнал «Биотехнология и управление», 1992, № 2-4, стр. 37-41) и встречены сообществом ученых полным молчанием…
Нам представлялось тогда, что возникновение живого из неживого происходит на пути преобладающего развития информационных взаимодействий второго рода (сигнальных) над энергетическими процессами в эволюции материи.
По мере углубления мысли в глубь биологических проблем, что неизбежно оказалось связано с конкретной работой автора в конкретном НИИ в качестве биолога-экспериментатора, ближе к середине семидесятых годов, точнее к 1974 году, стало ясно, что биологическое своеобразие живого не поддается даже мысленному физическому моделированию. Всё вроде бы то, а всё же – не то. Пример Э. Шредингера, с его книгой «Что такое жизнь? с точки зрения физика» вдохновлял, но не помогал.
К тому времени автор уже успел превратиться в профессионального биолога и оказался в состоянии смотреть на научные проблемы с соответствующей позиции. Более глубокое знакомство с материалистической диалектикой привело к неожиданной мысли: оказалось, что это только биология вполне объяснима с точки зрения философии, ибо биологические объекты и системы управляются диалектическими законами развития. И в биологии для философа всё ясно, понятно и объяснимо. А вот в физике, – увы, нет. Мир физических объектов упорно не подчинялся философским указующим доктринам, в особенности не желал он подчиняться главенствующей идее всеобщего развития. Там «другой товарищ правит бал», то есть второе начало термодинамики, неотвратимый и необратимый закон возрастания энтропии, предписывающий веществу и энергии всеобщую деградацию и рассеяние. И с этим надо было что-то делать. Вопрос стоял так: или материалистическая философия не верна (а с ней и вся биология), или же вся физика до сих пор необъяснима.
Вот где загадка мироздания: что такое физический объект с точки зрения философии и биологии, если с биологическим объектом для философии уже всё ясно?
Поэтому в какой-то момент автор решил идти путем от обратного, и однажды задался вопросом: а что такое физический мир, физические и химические объекты, с точки зрения биолога? И стал искать в неорганическом мире объекты и явления, напоминающие в той или иной степени известные живые организмы (или их отдельные черты). Или хотя бы подчиняющиеся законам диалектики, которые, как известно, предписывают материи развитие, только развитие, и ничего, кроме развития.
Открытие симхиона.
Про мир неживого в науке было известно всё, или почти всё. Задача облегчалась тем, что поначалу достаточно было обложиться учебниками и справочниками по физике, химии, астрономии, и просто их внимательно почитать, в поисках чего-нибудь, явно развивающегося. Помню сочувственные, критические, иронические и саркастические замечания моих друзей – экспериментаторов. Они упорно не хотели верить, что можно сделать что-то новое в науке, без нагромождения приборов, установок, компьютеров, без многочисленных коллективов ученых и инженеров, без миллионного финансирования, и без привлечения в качестве соавторов (и руководителей) «лучших умов» из Академии наук СССР.
Но мы «пошли другим путем».
Зная, как ведет себя живая клетка, автор начал искать нечто подобное в мире атомов и молекул. Вопрос был поставлен так: кто там, в микромире, может, подобно клетке, самопроизвольно, без затрат энергии, наращивать свою массу и усложнять свою внутреннюю организацию?
Атомы стабильны, как само мироздание. Недаром они называются неделимыми. Ничто их не может поколебать, изменить в ту или иную сторону. Как биолог я видел, что атомы – модель для саморазвития явно неподходящая. Ничего общего с пульсирующей живой и динамичной клеткой. Но как физик я знал нечто другое. Ядерные реакции, в которых ядра иногда сливаются, иногда делятся, на чем основана вся ядерная энергетика, привлекли мое внимание. Нет, я не собирался осчастливить человечество новыми видами или формами энергетики. Я просто задался вопросом: а почему в ядерной физике некоторые ядра только сливаются, а другие – только распадаются. Физика знает правильный ответ.
В природе идут легко, самопроизвольно, только те реакции, которые выделяют энергию вовне, которые энергетически выгодны. Они называются экзотермические (в химии) или экзергонические (в ядерной физике). На самом деле обратные реакции, с поглощением энергии извне, тоже идут, но гораздо реже, они менее вероятны. Они соответственно называются эндотермические и эндергонические. И вот, легко (в относительном смысле) идут реакции синтеза легких ядер, с выделением энергии, и реакции распада тяжелых ядер, опять же с выделением энергии.
Всё это давно известно физикам и энергетикам, вошло в учебники и в справочники, под названием «энергия связи нуклонов в ядре». Так вот, выделяют столь нужную нам ядерную энергию такие реакции, которые эту самую энергию связи повышают, увеличивают. А это синтез дейтерия и распад урана. Наружу выделяется так называемая свободная энергия, а остается в ядре – как квитанция о расходе – энергия связи. Это означает, что, чтобы разорвать эту связь, надо приложить соответствующую энергию, вернуть ее назад.
Есть даже соответствующий график «энергии связи ядер элементов как функция массового числа» (массовое число это сумма всех нуклонов в ядре). На помещенном ниже рисунке 1 (нижняя кривая) приведена в масштабе указанная зависимость, взятая из учебника.
Рис. 1. Нижняя кривая: средняя энергия связи нуклона в ядре
в зависимости от числа нуклонов в ядре. (Верхняя кривая – см. дальше по тексту.)
Строго говоря, нижняя кривая отражает некую среднюю энергию связи в пересчете на один нуклон, которая и изменяется таким вот образом, в зависимости от числа нуклонов в ядре.
Размышление над видом этой кривой наводило на некоторые новые вопросы.
Ядро с числом нуклонов от двух и больше сравнительно легко, то есть с выделением энергии, может расти до значений в 50-60 нуклонов. Ядерная физика подтверждает эту возможность. Другое дело, что каждый новый шаг в синтезе ядра требует всё больше и больше энергии активации, а свободной энергии (энергии синтеза) выделяется всё меньше и меньше, но нас интересует сам принцип.
А что, собственно, происходит в вершине кривой, в точке насыщения, в районе ядер с 50-60 нуклонами? Там достигается равенство энергии активации процесса и выделяемой в ходе ядерного синтеза (или распада) свободной энергии. Прямая и обратная реакция становятся равновероятными.
Но что говорит химия об элементах вершины кривой? Там располагаются элементы группы железа: железо, кобальт, никель. Их ядра и являются самыми прочными и неразрушимыми во всей таблице Менделеева. Это – предел реакций синтеза, больше от отяжелевших ядер энергии не получить.
С правой ветки кривой идет аналогичный процесс распада ядер. Самое тяжелое ядро – уран при распаде выделяет максимум энергии при относительном минимуме энергии активации. Но каждый следующий шаг справа налево происходит всё труднее: свободной энергии выделяется всё меньше, а энергии активации процесса распада требуется всё больше. И, наконец, к точке группы железа наступает насыщение. Всё четко и логично.
Астрофизики давно уже наблюдают во Вселенной «необъяснимый пик концентрации» атомов железа. Есть так называемая кривая распространенности химических элементов во Вселенной. Там легких атомов очень много, но, по мере их утяжеления, их становится всё меньше, а к группе урана их становится совсем мало. Кривая так плавно спадает сверху вниз, если смотреть на нее слева направо. Но на ней, где-то в середине, вдруг возникает слабый, но хорошо заметный пик. Это и есть железо и его собратья: кобальт и никель.
Пик группы железа хорошо объясним. Поскольку энергетически выгодные процессы синтеза и распада ведут с двух сторон к одной и той же точке, к железу, то ясно, что с течением времени этого элемента будет заметно больше, чем всех других, что мы и видим на кривой распространенности химических элементов. На этот момент впервые обратил внимание известный астрофизик И.С. Шкловский, который подсчитал, что если дать всем ядерным процессам во Вселенной свободно развиваться, то через весьма отдаленное время, порядка «десять в степени 1500» лет, все атомы во Вселенной превратятся в железо. Мы эту теоретически допустимую перспективу тогда, в 1983 году, образно назвали «Железная смерть Вселенной»… (см. нашу статью «Как трудно быть симхионом» в журнале «Знание-сила», 1983, № 11, стр. 25-27).
На самом деле этого не произойдет. Потому что процессы синтеза и распада ядер не единственные в этом мире, о чем речь пойдет ниже. Здесь же важно подчеркнуть, что после железа ядерный синтез идет дальше. Пусть с трудом, пусть со всё большими затратами энергии активации, но ядра минуют стадию железа и углубляются в область энергетически совершенно невыгодных значений массовых чисел (числа нуклонов в ядре). И их не так мало. Медь, ртуть, свинец, серебро, золото – это всё примеры энергетически невыгодных атомов, образовавшихся когда-то с явным и большим перерасходом энергии активации. То есть энергии, когда-то затраченной на синтез этих ядер. Действительно, откуда в космосе взялись атомы тяжелее железа? Да только в результате их синтеза из более легких.
Итак, повторимся. Атом, в силу его стабильности, в качестве некоей модели живого никуда не годится. Но взглянем еще раз на рис. 1, на его нижнюю кривую. Что это будет? Ведь это будет уже не атом, это будет нечто совсем новое, это есть собственно процесс развития его ядра. Это развертка во времени некоего процесса, когда атом, вернее его ядро, постепенно претерпевает изменения. И на оси ординат вместо параметра Е (энергия) мы смело можем подставить параметр Т (время). И в результате указанных изменений ядро со временем наращивает массу, выкидывает излишки энергии наружу, усложняет структуру. А после некоторой вершины продолжает свой путь, правда, уже с поглощением энергии. Но наращивание массы и усложнение структуры продолжается. Ядро явно растет, поглощая нейтроны и альфа-частицы, практически питаясь ими. Вот она, искомая динамичная модель живого!
Да, но это будет уже не атом. Это будет процесс, растянутый во времени, где атомное ядро изменяется в ходе ряда последовательных реакций ядерного синтеза. А каждый данный атом есть только «моментальная фотография» всего указанного процесса. Осталось только как-нибудь назвать этот процесс, ибо никто его еще никак не догадался обозвать. Осталось придумать «новую сущность». Ею и стало слово «симхион».
Можно теперь и поспорить: был ли симхион действительно «придуман», или всё же на самом деле «открыт», так сказать, на кончике пера.
Немного истории науки.
Прежде чем автор посмел назвать «новую сущность», в данном случае слово «симхион», он погрузился в поиски возможных предшественников. Кто еще в истории науки обращал внимание на внешнее сходство, в смысле их неделимости, атома и живой клетки? Увы, никому до этого дела не было.
Забираясь в глубь истории науки всё дальше и дальше, минуя громкие авторитеты философии и физики семидесятых, шестидесятых, пятидесятых и сороковых годов, которым было просто нечего сказать по данному поводу, автор добрался до годов тридцатых. И только там нашлась одна-единственная работа, где указанные вопросы были впервые поставлены перед наукой, только там нашелся один ученый, который первым и последним задумался над этой аналогией. Этим ученым оказался выдающийся российский исследователь и философ Владимир Иванович Вернадский.
На одном из общих собраний Академии наук СССР, точнее 26 декабря 1931 года, В.И. Вернадский делал на первый взгляд рутинный доклад на тему «Проблема времени в современной науке». Мы позволим сделать краткие выписки из его текста, касающиеся нашей темы (сам доклад опубликован в книге: В.И. Вернадский. Размышления натуралиста. Пространство и время в неживой и живой природе. М., «Наука», 1975, стр. 29-33).
«Хотя числа для неделимых мира (атомов) и для неделимых жизни (клеток) получаются резко разного порядка, но порядки чисел сравнимы. Явление явно имеет общие черты: большую величину размаха, неизбежность и неотвратимость бренности бытия, необратимость процесса…».
Кажется, здесь сказано было всё, или почти всё. Намек был достаточно прозрачен. Но сам В.И. Вернадский, подойдя совсем близко к идее некоего единства увиденных им в природе неделимых – атома и клетки, всё же не перешел грани и не постулировал этого явления как принципиально единого и универсального. А другие исследователи на догадку В.И. Вернадского не обратили никакого внимания ни тогда, в 1931 году, ни спустя десятилетия. Потому автор этих строк может тешить себя надеждой, что его прямым предшественником, идейным предтечей, оказался сам В.И. Вернадский!…
Жизненный цикл симхиона.
Теперь мы знаем, кто и как должен жить в мире атомных ядер, уподобляясь живой клетке. Здесь мы должны отвлечься от конкретных условий бытия атома или его ядра, а сосредоточиться на принципиальной стороне дела. Теперь атом – это умозрительная модель живой клетки, и потому попробуем проследить его (её) жизненный цикл от начала до конца, в предположении, что вокруг него все время сохраняется комфортная среда обитания. Другими словами достаточно энергий, так активирующих атомное ядро, что оно всегда готово к реакции синтеза или распада, а также достаточно «пищи» – нейтронов и альфа-частиц.
Итак, вначале симхион являет собой атом дейтерия. В свободном тепловом хаотическом движении он встречает, сталкивается, с другими атомами, частицами, летящими к нему с различными скоростями. Среди них встречаются и дейтроны, и альфа-частицы. Если встреча произошла удачно, ядро дейтерия поглощает частицу, проглатывает ее, соединяется с ней. В результате атом дейтерия превращается в атом гелия. Тот также живет в подходящей среде, где всего достаточно: и частиц, и энергии. Усиленное питание встреченными частицами приводит к неуклонному росту ядра нашего выбранного атома. Он здесь уже отяжелел, обзавелся внутренней структурой своего ядра, и являет собой уже совсем другой атом, чем был он в начале пути. Теперь это, скажем, кислород или кремний, хотя симхион, то есть частица с прошлым и будущим, остается всё та же, хотя и находится она уже в другом возрасте (весе).
Возраст железа – зрелость симхиона. Здесь его рост прекращается. Но он происходит дальше, хотя дается это ему, симхиону, всё труднее и труднее. Не будем переживать вместе с ним его зрелые, пожилые и старческие годы, а отметим только, что к стадии урана он приходит совсем дряблым, рыхлым и неустойчивым. Здесь любое внешнее вмешательство приводит к гибели симхиона, к его распаду на части, среди которых будут и отдельные нейтроны (в реакции распада ядра урана порождается несколько свободных нейтронов). Далее, свободный нейтрон в ходе реакции бета-распада превращается в протон, объединяется с соседним нейтроном и превращается в дейтрон. Этот объект (почти субъект) тоже симхион, потому он уже может сам начать дальнейший путь роста и развития, повторяя уже известный нам жизненный путь своего родителя. А это и есть размножение симхионов.
Итак, вот она, модель живого на атомном уровне. Это атомный симхион.
Но эта модель не только «иллюстрирует» клеточный цикл жизни, она сама его проживает от начала и до конца. Поэтому можно уже не говорить – модель, можно говорить – реальная система! Вот почему имело смысл сформулировать для атомов собственный цикл индивидуального развития – от тяжелого водорода до урана – как симхиогенез, по аналогии с онтогенезом в биологии, или полный жизненный цикл превращений симхиона на атомном уровне. Он, атомный симхион, здесь почти «живой»!… Ведь по внешним признакам он ведет себя точно также, как и настоящая живая клетка. Он рождается, растет, питается, стареет, распадается и производит на свет несколько вполне жизнеспособных потомков. Ну, чем вам не жизнь?!…
Эволюционный скачок.
Каждый раз, когда физики пытались моделировать жизненные процессы, они делали одну и ту же ошибку. Они предполагали, что жизненный процесс вообще и эволюция живого – это, по сути, одно и то же. Но это разные вещи, точнее эволюция есть только часть жизненного процесса.
Специфика живого состоит в комбинации двух независимых жизненных процессов: есть развитие индивидуальное и есть развитие эволюционное. В биологии первое называется онтогенез, второе – филогенез.
Онтогенез есть развитие отдельного организма от начала, от его рождения на свет, до конца, то есть до смерти, в случае многоклеточного организма или до митоза – деления на дочерние клетки, в случае одноклеточного организма. Это индивидуальное развитие, которое к эволюции по большому счету не имеет никакого отношения.
Филогенез есть развитие видов организмов, когда на базе существующего вида (видов) организмов возникают (правда, неизвестно как) новые, более совершенные виды. Филогенез и есть эволюция в собственном смысле слова.
Когда мы пытаемся моделировать жизнь, или живой объект, мы должны четко себе представлять: что конкретно мы ищем, конструируем, индивидуальное развитие или же развитие эволюционное.
То же самое касается и жизненного цикла симхиона, о чем так подробно мы рассказали выше. Симхиогенез есть индивидуальное развитие неделимой частицы микромира, в данном случае атома, от начала до конца. И никакой эволюции здесь нет, ибо вид частицы на всех стадиях ее развития остается тот же – это по-прежнему будет атом.
Эволюция начинается тогда, когда в ходе некоего другого, тоже процесса развития, появляется нечто качественно новое по сравнению с атомом: это – молекула. Рассмотрим две гипотетические реакции с участием дейтерия: дейтрон + дейтрон = ядро гелия + энергия;
дейтрон + дейтрон = молекула дейтерия + энергия.
Разумеется, это будут некоторые идеализированные реакции, которые для простоты понимания мы не будем загружать промежуточными и излишними подробностями.
Итак, первая реакция – ядерный синтез. Выход свободной энергии очень большой. Вторая реакция – химическая. Выход свободной энергии тоже есть, но небольшой. Казалось бы, преимущество имеют те реакции, которые высвобождают больше энергии. В данном случае это первая реакция – реакция синтеза гелия. Это теоретически верно. Но практически, всё зависит от конкретных условий окружающей среды. Точнее, всё зависит от возможности встретить нужную энергию активации. Первая реакция выделяет больше энергии, но одновременно она требует и большей энергии активации. А в окружающей среде гораздо чаще встречаются меньшие энергии активации, чем большие. Это означает, что при прочих равных, то есть статистически, химические реакции образования молекул дейтерия будут происходить чаще, чем ядерные реакции синтеза гелия.
А теперь сравним результаты обеих реакций: ядро гелия и молекулу дейтерия. Какая между ними разница? Очень большая. Ядро гелия, обзаведясь электронами, станет атомом гелия. Молекула дейтерия останется молекулой: сложной организацией из двух атомов. Исходный материал одинаковый, всего пара дейтронов, а результат – абсолютно разный. Молекула дейтерия – это не просто сумма двух атомов. Молекула – это новое качество организации материи, по сравнению с простым атомом. А если это так, то закономерно возникает вопрос: а не является ли молекула новым единичным симхионом? Или же это просто сумма двух симхионов предшествующего уровня (атомного уровня)? Если это сумма, то перед нами уже скопление симхионов, то есть некая масса частиц, подверженная и подвластная закону рассеяния. Если же это единичный симхион, то он будет никак не подвластен этому закону. Где критерий такого различия?
Надо проверить молекулу на предмет соответствия ее понятию симхион. Может ли молекула развиваться? Может ли молекула переходить из одного состояния (одной химической формулы) в другое, более сложное (в другую химическую формулу), да еще и с выделением свободной энергии? Что мы знаем вообще о взаимопревращениях химических веществ?
Да, это возможно. Справочники по химии пестрят понятиями и значениями «теплоты образования» веществ. Так что переход одной молекулы в другую, с выделением энергии, очень даже возможен. И есть к тому же основания думать, что, начиная с некоторого момента, переход молекул друг в друга затрудняется, и становится возможен уже с поглощением энергии извне. Похоже, что молекула – это действительно симхион более высокого порядка. Для проверки этой догадки нам пришлось перерыть гору химических справочников в поисках некоей общей кривой зависимости энергии связи атомов в молекуле, то есть «квитанции о расходе свободной энергии», от числа атомов в молекуле. И такой зависимости мы не нашли. Никто, видимо, никогда не интересовался такой проблемой вообще. И тогда пишущему эти строки пришлось самому попытаться построить указанную зависимость.
Открытие молекулярного симхиона.
Это был конец 1975 года. Автор давно уже имел ученую степень по биологии, но по семейным обстоятельствам должен был перейти на совсем другую, не творческую, но лучше оплачиваемую административную работу. Субботники, воскресники, поездки на картошку, политзанятия, стенгазета, план, план-график, график, подведение итогов соцсоревнования, день качества, отпуска, больничные, распределение премий, всё это не вдохновляло молодого – тогда – ученого. Душа требовала праздника – чего-нибудь вечного и несуетного, удаленного от серых будней советского конструкторского бюро. Автор удалялся в служебную библиотеку и зарывался там в справочники по химии, благо в планы родного КБ входили и химико-технологические разработки.
Автор поставил себе тогда задачу провести гигантский физико-химический эксперимент, разумеется, мысленный эксперимент, - и чтобы никто из начальства ничего не мог заподозрить.
Некий справочник по химии от 1954 года, название которого теперь, равно как и издательство, его издавшее, за давностью лет уже не установить, содержал сведения о 362 неорганических соединениях, встречающихся в природе. Данные включали информацию об их химической формуле, теплоте образования, энергии связи атомов в молекуле и другие сведения. Мы взяли все эти известные тогда соединения и разделили их на группы, содержащие одинаковое число атомов.
Группы с одинаковым числом атомов анализировались на предмет определения средней энергии связи атомов в молекуле. Полученные точки были нанесены на график, выражавший собой зависимость средней энергии связи (в ккал/моль) атомов в молекуле от числа атомов в самой молекуле. Этот-то график и был нами представлен на рисунке 1 в виде верхней кривой.
Теперь можно сравнить оба графика на рисунке 1. Очевидно, что они выражают некую общую закономерность: резкий подъем в первой части кривой, насыщение, и медленный спад кривой в конце. Это сходство и позволило нам установить тот факт, что молекула, подобно атому, тоже является симхионом. А именно. Самопроизвольное усложение молекулы от 2-атомного состояния до 10-15-атомного происходит с выделением свободной энергии, а потому очень вероятно. Область насыщения, где энергия активации реакции равна выделяемой свободной энергии находится в зоне молекул с 10-15 атомами. Дальнейшее усложнение молекулы становится всё менее вероятным. Оно идет уже только с поглощением энергии извне: энергия активации всё больше превышает возможную свободную энергию. Однако этот процесс в природе идет, и его результатом являются молекулы со всё большим числом атомов, вплоть до сорока. Более сложные молекулы в природе, возможно неизвестны; речь идет, разумеется, о неорганических соединениях. Это, возможно, предел сложности молекулы в природе. Да, но откуда появляются в природе эти сложные многоатомные молеуклы? Только путем синтеза из более простых. Тогда мы можем смело заменить на оси ординат обозначение А (число атомов в молекуле) на букву Т (возраст молекулы). Разумаеется, „возраст молекулы“ будет неким средним, идеализированным понятием времени, наподобие „дления“ по Вернадскому. Тогда полученная кривая будет описывать полный жизненный цикл молекулярного симхиона – кривая симхиогенеза молекулы во времени.
Так был поставлен и успешно проведен мысленный физико-химический эксперимент. Его результаты четко подтвердили выдвинутую гипотезу, что молекула есть симхион, единичная и неделимая частица микромира, живущая полноценной жизнью от начала (от 2-х атомов) и до конца (до стадии около 40 атомов). Что и требовалось доказать.
И дорогостоящее оборудование, как и миллионное финансирование, были сэкономлены. Друзья-экспериментаторы были посрамлены…
Перспективы дальнейшей эволюции симхионов.
Следующие ступени эволюции симхионов сегодня можно только умозрительно предположить.
В начале нашего исследования мы уже установили, что атомы – есть симхион, следующая эволюционная ступень, молекулы, тоже – есть симхион, затем, пропустив много пока неясных уровней, мы видим также, что и живая клетка – есть симхион. Возникает вопрос: что есть эти самые, пока неясные уровни. Здесь можно воспользоваться методом математической индукции: два подряд уровня внизу, один уровень вверху, подчиняются одним и тем же законам симхиогенеза. Значит и всё возможное множество промежуточных уровней между ними также заполнено симхионами, там происходят совершенно аналогичные процессы симхиогенеза. Их установление выходило уже за рамки нашего исследования.
Можно только предположить, что следующим уровнем симхионов, идущим сразу после молекулярного, может оказаться уровень макромолекул. Из химии полимеров известно, что процесс полимеризации идет самопроизвольно, молекула сама наращивает число мономеров, да еще и с выделением энергии. Это явный признак того, что полимерная макромолекула также является симхионом более высокого, чем обычная молекула, уровня. Полимерная молекула должна иметь некий максимум внутренней стабильности – определенное число мономеров, ниже и выше которого макромолекула будет нестабильной. Этот уровень еще ждет своего исследователя.
Еще одно важное свойство эволюции симхионов – это соотношение энергий активации процессов синтеза. Вспомним, что в природе малые внешние энергии, могущие служить энергией активации, встречаются чаще, чем большие. Поэтому в обычных условиях чаще идут не те реакции, которые выделяют наибольшую свободную энергию, а те реакции, которые запускаются меньшими, но наиболее часто встречаемыми в природе энергиями активации. Пока реакция синтеза внутри уровня требует большей энергии активации, чем реакция синтеза между уровнями (см. выше приведенный пример с дейтерием), чаще, вероятнее, происходят реакции скачка вверх. Но с каждым следующим уровнем для скачка вверх требуется всё большая энергия активации, а для синтеза на том же уровне – всё меньшая. И на каком-то уровне обе энергии активации могут совпасть. Тогда симхиогенез, или реакция синтеза на данном уровне от начала, от момента рождения симхиона, до конца, то есть до его распада на части, по времени будет успевать полностью состояться, прежде чем произойдет следующий скачок вверх. И симхион начнет успевать „жить“ полноценной жизнью на данном уровне организации материи, с оставлением полноценного „потомства“.
Это и будет „условным началом живого“…
И по прошествии некоторого, пока не установленного числа эволюционных скачков, симхионы постепенно приходят к стадии живой клетки. То, что клетка является симхионом – не вызвает сомнений. А вот следующий уровень, следующий эволюционный скачок симхионов, будет уже сразу многоклеточный организм. Похоже, что эволюция симхионов очевидно не совпадает с биологической эволюцией.
Основы дарвинизма.
Помнится, в пятидесятые годы ХХ столетия в наших школах преподавался предмет с таким названием: „Основы дарвинизма“. Скучнее урока было трудно себе представить. Автор, тогда школьник, откровенно не понимал, зачем, почему, для чего, морочили нам головы этим „дарвинизмом“ наши учителя. Позднее, десятилетия спустя, пришло понимание, что в этом „учении“ нам тогда пытались втолковать лысенковскую теорию о наследовании приобретенных признаков и о преобладающем влиянии внешней среды на онтогенез (индивидуальное развитие) и на филогенез (эволюцционное развитие) живых организмов. Это в качестве альтернативы тогдашней завзятой „лженауке“ – генетике.
О дарвинизме пришлось вспомнить лет через 50. Симхионная концепция требовала факторов естественного отбора, и находила их, но обходилась вообще без генетики. Чистый дарвинизм! Почти „лысенковщина“. Привет пионерскому детству от пенсионерской старости.
Итак, какие факторы внутренней и внешней среды могли бы играть роль факторов естественного отбора в случае симхионов? Что является „движущей силой“ развития симхиона? Внутренним фактором как правило является стремление к минимуму внутренней энергии – к возрастанию энергии связи между составными частями внутри симхиона. Внешних факторов было найдено два, и оба оказались связанными с неустойчивостью.
Неустойчивость – это самое рутинное, обыденное, тривиальное, имманентное свойство вещества. Неустойчивость – это та „ахиллесова пята“ вещества, которая позволяет второму началу термодинамики прямо-таки „бесчинствовать“ в природе. Благодаря неустойчивости, все скопления вещества когда-нибудь будут рассеяны как пыль в пространстве. Благодаря неустойчивости, все „неделимые“ симхионы, достигнув определенной массы, станут большими, рыхлыми, неустойчивыми, и когда-нибудь развалятся на составные части (вспомним ядро урана), да еще и с выделением энергии. Одним словом – беда от этой неустойчивости. Под ее личиной всегда прячется эта коварная и всевозрастающая энтропия.
Так видит проблему физик. Но биолог видит проблему иначе. Он знает, что в природе нет „хороших“ и „плохих“ взаимодействий. Если что-то там существует, значит, для чего-то это понадобилось. Или вначале появилось, а потом было кем-то и для чего-то с толком использовано. Конечно, например, волки, поедающие мирных оленей, есть зло. Особенно для съедаемых оленей. Но волки ловят и поедают не всех оленей, а только больных, слабых и старых. Это, конечно, плохо с позиций гуманизма. Но, с позиций сохранения и, может быть, эволюционного совершенствования всей оленьей популяции в целом, это безусловно хорошо. Потому что несъеденными, уцелевшими, остаются только молодые и здоровые особи: они-то и приносят на свет потомство. Это потомство от здоровой части само будет более здоровым, и популяция получит большую гарантию выжить, чем если бы это было потомство от всей исходной популяции. Значит, волки сыграли для популяции положительную роль – роль фактора естественного отбора. Отбора наиболее пригодных особей для данных условий внешней среды. Значит, волки есть добро…
Вот таким своеобразным „злом-добром“ и выступает в эволюции симхионов свойство неустойчивости и стоящий за нею закон энтропийного возрастания.
Как мы уже могли заметить, неустойчивостей будет две: коллективная и индивидуальная. Они с двух сторон ограничивают бесконтрольный рост как коллективов частиц, так и самих „неделимых“ частиц, рассеивая и уничтожая всё рыхлое, неустойчивое, громоздкое. А что же остается? Интересный вопрос. Остаются только те коллективы частиц, и только те частицы, которые по каким либо причинам оказались устойчивыми. А значит, через некоторое большое время, всё неустойчивое будет уничтожено, рассеяно, а сохранится всё устойчивое, надежное, стабильное, не слишком тяжелое, не слишком громоздкое. Вспомним „Железную смерть Вселенной“ – это предельный случай дейстия только одного фактора неустойчивости: индивидуальной неустойчивости, причем на одном лишь уровне – атомов. Если бы в мире были только атомные симхионы как единственные „неделимые“, и если бы не было к тому же еще и фактора коллективной неустойчивости, она - „железная смерть“ - давно бы уже наступила. А так – нет. Почему? Потому что в природе действует, во-первых, комбинация двух факторов неустойчивости, и во-вторых, дело совсем не ограничивается всего лишь одним-единственным атомным уровнем: их много и они существуют, и превращаются друг в друга, параллельно и одновременно.
Эта тонкая комбинация многих уровней организации, с одной стороны, и всего двух факторов отбора, с другой стороны, и позволяет Вселеной сохранять то многообразие форм и взаимодействий, которое мы можем наблюдать в реальности. Схематически это можно себе представить в виде некоей лестницы, ведущей вверх, на каждой ступени которой слева и справа восседают „демоны неустойчивости“. (Друзья-скептики как-то раз назвали их „демонами Глейзера“, хотя по праву первым, кто сформулировал нечто подобное, был дон Игнатио Лойола, отец-основатель ордена иезуитов. Он говорил, что „самый опасный враг – отсутствие врагов“, из-за чего, следовательно, может прекратиться вообще всякий прогресс.) Они, демоны, ведут отбор, то есть препятствуют неограниченному росту симхиона, или его скопления, сколько нибудь длительному движению внутри ступени налево, или направо, вынуждая его „прыгать“ вверх, каждый раз делая эволюционный скачок. Схема в ее идеализированном виде была помещена в вышеупомянутой статье в журнале „Знание-сила“ (№ 11, 1983 год).
Итак, многообразие форм организации вещества в природе определяется его исходно симхионной структурой. Ведь только на ней (на них – на симхионах) действуют соответствующие факторы естественного отбора, они в свою очередь сохраняют и поддерживают некоторое численное равновесие между симхионами различных уровней организации материи. Отсюда – некая гарантия стабильности сегодняшнего состояния нашей Вселенной (будем на это надеяться).
Таким образом, эволюция неживой материи идет, во-первых, только среди симхионов, и во-вторых, по действием одновременно двух факторов естественного отбора. Любая попытка игнорировать какое-то одно из этих условий тут же приводит исследователя в тупик: неясно, что эволюционирует и куда, и неясно, почему оно эволюционирует, и вообще, эволюционирует ли. (Как мы помним, второе начало термодинамики не допускает вообще никакой эволюции.)
Это и есть, так сказать, чистый дарвинизм за пределами биологии, точнее в добиологических областях. И он реально там действует.
Мой старый знакомый из пущинского Института биофизики РАН, профессор С.Э. Шноль, однажды в одной из своих статей написал, что жизнь начинается тогда, когда в дело вступает естественный отбор. А до живого, на неживых уровнях организации материи, нет никакого отбора. Теперь мы видим, что это не так. Отбор действует всегда и везде. Но это, конечно, не означает, что всё – живое! Отнюдь нет. Просто у живого есть четкие и понятные предшественники, живущие по своим законам, также диктующим эволюцию. Это симхионы предшествуюших уровней.
Автор книги „Диалектика ноосферы“ Евг. Беляков недавно приписал мне утверждение, что симхион – это бытовое определение понятия жизнь. Но я так не утверждаю. Симхионы – это „дожизнь“, жизнь и „послежизнь“ вместе взятые. Это смотря по тому, как их сравнивать между собой. Здесь уместно обратиться к понятиям математической теории пересекающихся множеств. Всех людей можно разделить на русских, немцев, татар, евреев, и так далее. Их же можно разделить на бедных, обеспеченных, богатых и сверхбогатых. Их же можно разделить на толстых и тонких, на взрослых и детей, на женщин и мужчин, на добрых и злых, на честных и нечестных, на образованных и не очень, и так далее. Одно и то же множество людей можно по-разному разделить на разные подмножества, и все эти деления будут верными. Просто полученные подмножества при разных делениях будут пересекаться: человек может быть одновременно женщиной и при том богатой, образованной и честной, стройной и доброй… В нашем же случае надо сравнивать живой организм не с компьютером, шагающим луноходом, макромолекулярными смесями, и тому подобными вещами, а с соответствующими ему симхионами.
Симхионная реальность, или Почему не удается моделировать живое?
Этот вопрос равноценен вопросу: а что такое живое? И чем оно отличается от неживого? Ответ может быть такой.
Живой организм есть один-единственный симхион. Он принципиально неделим в вышеупомянутом смысле. Любая модель, которую сегодня могут сочинить, сконструировать инженеры, может быть хороша всем, кроме того, что она являет собой множество симхионов (например, макромолекул, атомных кострукций – кристаллов и т.д.) нижележащих уровней. Они – несравнимы принципиально. Любое множество, скопление элементов, рано или поздно будет рассеяно в пространстве вследствие действия закона энтропии. Это означает, что любая техническая кострукция во времени будет только разрушаться, и нигода – саморазвиваться с увеличением массы, усложнением структуры, да еще и с выделением энергии наружу. Да еще и с распадом на жизнеспособные осколки. Вот когда, и если, инженерам-бионикам удастся создать „неделимый механизм“ с такими вот способностями, если это вообще возможно, тогда можно будет говорить о создании живого из неживого, не ранее того. Нельзя сравнивать кролика с камнем – это разные качества, они подчиняются разным законам. Кролик – единичный симхион довольно высокого уровня, камень – множество симхионов предыдущих уровней. Они подвержены разным влияниям, подчиняются разным законам, имеют разный тип неустойчивости.
Здесь мне хотелось бы еще раз вернуться к работе Евг. Белякова „Диалектика ноосферы“. Во-первых, я благодарен незнакомому мне исследователю, взявшему на вооружение порожденное моим воображением детище, и попытавшемуся вдохнуть в него новую жизнь. Во-вторых, свое несогласие с некоторыми его выводами я уже сформулировал выше, и скажу еще в следующем разделе. В-третьих, стоит особо подчеркнуть те важные моменты в концепции симхиона, которые этот исследователь понимает и развивает, на наш взгляд, верно. Приведу некоторые цитаты из его высказываний, под которыми я готов был бы и сам подписаться. „Симхион обладает практически всеми чертами, которыми характеризуется живое. Но некоторые симхионы традиционно не относятся к живым существам. И даже к мертвым существам они не относятся (например, атом). Даже современный человек, далекий от теоретической физики, вряд ли что-нибудь сможет сказать о „генетике атомов“. Особенно, если учесть, что и физик-теоретик об этом знает не так уж много… Однако достаточно, чтобы углядеть тут некую общность, достойную обозначения одним и тем же словом“.
И в другом месте, на сайте „Красная застава. Информационный ресурс ноосферно-коммунистической культуры“, на вопрос читательницы: „Правильно ли я поняла, что Вы считаете диалектику применимой только для сверхсложных систем?“, последовал такой ответ Евг. Белякова: „Да, именно для симхионов… Почти всё, что нас окружает, есть либо симхионы, либо их фрагменты, либо их обломки… Так как симхион – это научный аналог бытового понятия „живое“, то можете считать, что я вижу Мир преимущественно живым…“. Здесь только одно уточнение: фрагменты и обломки симхионов есть тоже симхионы, но из нижележащих уровней. А так – всё верно.
Итак, диалектика, по Евг. Белякову, применима только для симхионов. В своей „Диалектике ноосферы“ он так и пишет: „Диалектика – наука об общих закономерностях движения симхионов“. Браво! Привет великому Энгельсу! Выше похвалы мне, как автору, трудно себе и представить.
Значит, в Мире вещества есть симхионы, только симхионы, и ничего, кроме симхионов. Вот она, истинная симхионная реальность.
О применимости понятия «симхион» к общественным системам.
Естественный вопрос – что дальше? После уровня многоклеточного организма наступает неопределенность. Существуют ли симхионы следующих уровней? Наверное, следующим уровнем должны были бы стать какие-то социальные группы организмов, всевозможные стаи, стада, популяции, иные хорошо организованные коллективы организмов, виды, например. Но являются ли они симхионами? Это большая и пока нерешенная проблема. Надо ответить на вопрос: единично и «неделимо» ли это объединение организмов? Ответ пока неясен. Может ли оно дальше развиваться? Очевидно, что да. Может ли делиться на жизнеспособные «потомки»? Тоже да. Проблема потребует более глубокой проработки, что можно было бы оставить следующим поколениям исследователей.
Но слово сказано, и вот, понятие «симхион» уже пытаются практически применять к общественным системам другие исследователи, в данном случае первым выступил уже известный нам Евг. Беляков со своей работой «Новые революции», ныне широко обсуждаемой в Интернете (www.krasnaya-zastava.ru). У него всё общество в целом есть симхион. А, кроме того, солнечная система, космос, тексты, парадигмы в науке… Всё это очень неочевидно. Среди списка возможных кандидатов в симхионы, даваемых Евг. Беляковым, есть и действительно таковые, на наш, разумеется, взгляд. Это атом, бактерия, человек. Но вот дальше – есть ли что-нибудь подобное на верхних уровнях организации материи? Есть ли там «неделимые»? Чтобы общество было симхионом, оно должно было бы быть в состоянии взаимодействовать с другими обществами (конкурировать за пищу, поедать более мелкие, распадаться на части, могущие дальше расти и развиваться). Обладает ли наше общество всеми этими свойствами? Вряд ли, потому что оно одно на Земле, ему не с кем взаимодействовать, бороться, съедать кого-то и быть кем-то съеденным. Конечно, если будут когда-нибудь найдены внеземные цивилизации, алчущие нас поглотить, тогда другое дело… Но пока наша земная цивилизация ни с кем подобным образом не взаимодействует, приходится ей отказать в присвоении статуса симхиона.
Но внутри человеческого общества обнаруживаются структуры, которые ведут себя похожим образом: борются, конкурируют, съедают друг друга, растут за счет этого, рождаются и умирают. Являются ли они симхионами? Очень может быть, но утверждать это было бы пока преждевременно. Речь идет об этносах в терминах теории Л.Н. Гумилева.
Мы не будем повторять здесь общие закономерности зарождения, развития и гибели этносов в человеческой истории. Примеры этногенеза советского и великогерманского этносов в свое время были нами уже рассмотрены и опубликованы в интернете (см. наши статьи на сайте: www.veinik.ru) и в обычной печати (газета «Аргументы и факты», Приложение «Мы в Германии», № 45, 2001, статья «Что случилось в Октябре Семнадцатого?»; брошюра „Das Phänomen Drittes Reich. Der Ausbruch der Ethnogenese im Deutschland des 20. Jahrhunderts“. Доклады «Дома ученых», вып. 5, Гамбург, 2003).
Хотелось бы, к слову, отметить здесь весьма поучительный пример из жизни науки и ученых, в том числе и в наши дни, когда цензура теоретически отсутствует вообще, и в интернете в частности. Однажды я увидел мою статью «Что случилось в Октябре Семнадцатого?» на интернет - сайте «Советия» под многообещающей рубрикой: «Советский этногенез Глейзера». Весьма польщенный, я написал туда письмо, и выяснил, что статью разыскал и поместил туда постоянный автор этого сайта Дм. Сидоров. Дальнейший обмен посланиями с редактором этого сайта Арисом Линским привел к тому, что моя статья была с этого сайта удалена без всяких объяснений. И выражение «что написано пером, то не вырубишь топором» очевидно потеряло свой смысл: в интернете можно вырубить всё! Спасибо неведомому мне Дм. Сидорову за проявленный интерес к моей работе, тем более, что его письма в интернете к Евг. Белякову свидетельствуют также и о знакомстве его с другой нашей работой – с симхионной концепцией.
Но вернемся к этногенезу по Л.Н. Гумилеву.
Смысл его теории этногенеза состоит в том, что этнос пробегает свою жизнь в течение 1200-1500 лет от начала до конца, принимая в каждый данный момент название нового народа или состоя в разные периоды своей истории из разных этнических комбинаций. Этногенез подчинен строгой закономерности в смысле энергетики, сопровождающей его развитие. Это быстрый взлет, достижение максимума «величия», затем медленное увядание, старение, и в конце смерть, связанная с его распадом на фрагменты, могущие стать зародышами новых этносов. График энергетики этногенеза (рисунок 2), полученный еще Л.Н. Гумилевым, выглядит так:
Рис. 2. График энергетики этногенеза.
Здесь на оси ординат отложено истинное время – время жизни этноса.
Разумеется, сходство графиков на рисунках первом (см. выше) и на втором – чисто внешнее. Симхион атомный и молекулярный на пике кривой достигает максимума стабильности, этнос же на том же пике – максимума нестабильности. У этноса истинная стабильность устанавливается только на стадии спадания его жизненной активности. Но всё же, «эти различия меньше, чем можно было бы думать, если бы в явлениях этих не было бы чего-то общего», как говорил в другое время и по другому поводу наш знаменитый ученый и философ В.И. Вернадский.
Вот об этом-то и стоило бы всем нам теперь задуматься.
* * * Пользуясь случаем, хотел бы выразить благодарность Виктору Альбертовичу Вейнику за многолетнее внимание и интерес к моим публикациям.
Примечание. Глейзер С.И., «Как трудно быть симхионом», журнал «Знание–сила», 1983, № 11, с. 25-27.
Глейзер С.И., «Жизнь – глазами физика и химика», журнал «Знание–сила», 1984, № 12.
Глейзер С.И., Серебровская К.Б., «Курица или яйцо?», журнал «Знание–сила», 1985, № 4.
Глейзер С.И., «Философское значение симхионной концепции», рукопись, 21 июля 2005 года http://veinik.ru/science/601/5/233.html Впервые опубликовано 11.11.2006 г. на сайте Veinik.ru
Справка:
Глейзер Семен Ильич (1945 г.р.), по первому образованию – биофизик, кандидат биологических наук. Жил и работал в Саратове, Томске, Калининграде, Москве. С 1995 года проживает в Германии (г. Гамбург). По второму образованию – историк религии и всеобщей истории, доктор естественных наук (1996). С 1997 года возглавляет научное общество „Haus der Wissenschaftler“ в Гамбурге.
Известен своими пионерскими работами в области электромагнитной биологии, зоопсихологии, проблем происхождения жизни, физики некоторых частиц. Ему принадлежат оригинальные исследования магнитной ориентации рыб, высшей нервной деятельности мозга рыб, обнаружение биоподобных частиц в микромире, позднее названных симхионами.
Автор изданных в Германии книг:
«Мессианский иудаизм. Что это такое» (2002),
«Феномен Третьего Рейха. Вспышка этногенеза в Германии в 20 веке» (2003),
«Анти-Солженицын. Двести лет как жизни нет» (2003-2004).
