Либерализм, традиционализм и моральные ценности объединяющейся Европы


XX век стал исторической ареной, на которой в жестоком противоборстве последовательно сменяли друг друга пары непримиримых соперников: монархия и республика, фашизм и коммунизм, тоталитаризм и демократия. Две мировые войны и одна «холодная война» - таков горестный итог идеологической бескомпромиссности в нашем веке. В этом контексте представляется совершенно естественной и понятной эта эйфория, которая охватила мир, измученный балансированием двух сверхдержав на грани ядерного апокалипсиса, при известии о советской перестройке.
Да, господство идеологизированного сознания, являющегося порождением гордыни и суемудрия человеческого разума, а потому неоднократно обнаруживавшего свою духовную нищету и приносившего неисчислимые бедствия народам, ныне серьезно поколеблено. Но на смену соперничеству идеологий идет новое и трудноврачуемое соперничество: «Цивилизация - это прежде всего воля к сосуществованию». Но воля к сосуществованию предполагает в качестве обязательного условия признание за другим права на жизнь. И поскольку отблеск Божественной истины несет на себе как концепция прав и свобод человека, так и принцип национально-культурной самобытности, глобализм и универсализм как выражение принципа всеобщего против консерватизма и традиционализма, как выражения принципа единичного и отдельного. Поэтому сегодня, как и во времена библейские, краеугольным камнем человеческого общежития остается принцип, столь исчерпывающе сформулированный испанским социальным мыслителем Хосе Ортегой-и-Гассетом: обратимся к истории, дабы проследить генезис их ныне актуализировавшегося противостояния. Но прежде условимся о понятии цивилизацион-ного стандарта, посредством которого будем описывать как либеральный, так и традиционалистский мировоззренческий и аксиологический комплексы.
Известно, что в XVIII веке, на излете эпохи Просвещения, в Европе зародилась, а в следующем столетии значительно усилилась и стала утверждаться либеральная доктрина. Идеей всеобъемлющего освобождения индивидуума от стеснений социальных, политических, национальных, религиозных, правовых и иных ограничений нередко питались революционные движения, выступавшие против тогдашнего государственного устройства в странах Западной Европы, в России. Сторонниками этого направления в качестве фундаментальной проблемы эпохи постулировалась наличная несвобода индивидуума, закабаленного и подавленного структурами и институтами государства, социальным устройством, господствующей моралью, предрассудками и условностями. Следовательно, личность надлежало освободить от гнета внешних для нее сил, ибо человек «по определению» является абсолютной и конечной ценностью, а его благо - критерием справедливости общественного устройства. В канун русской революции эту мифологему либерального сознания в концентрированной форме выразил классик пролетарской литературы Максим Горький, возвестивший устами своего персонажа: «Человек - это звучит гордо!» В СССР эти слова, в частности, были начертаны на знамени антирелигиозной борьбы, ибо в атеистическом государстве ни о каком другом Имени, Которому стоило бы посвящать свои помышления и труды, речи идти не могло. Не случайно еще Гольбах, Гельвеции, Дидро и другие философы эпохи Просвещения настойчиво сопрягали гуманизм с материализмом и атеизмом.
Итак, в ядро антропоцентрической вселенной был помещен богоподобный Человек как мера всех вещей, причем не просто человек, но именно человек падший, находящийся во грехе. Ведь, по учению Церкви, «человек сотворен по образу и подобию Божию, но грех исказил красоту образа» (св. Василий Великий). Это представление об искаженной природе человека совершенно отсутствует в современном западном мышлении. В нем торжествует комплекс идей, имеющих языческое происхождение, идей, ставших утверждаться в культуре Западной Европы в эпоху Возрождения. Ведь именно авторитетом Ренессанса освящена концепция антропоцентричности мироздания, когда средоточием бытия и социума полагается индивидуум. Таким образом, вместе с возвращением к античной культуре в эпоху Возрождения происходила духовная инволюция европейской общественной мысли, совершавшей движение вспять от ценностей христианства к регрессивной языческой этике и языческому миросозерцанию. Воспользовавшись выражением, которым неоднократно оперирует Арнольд Тойнби на страницах своего фундаментального труда «Постижение истории», мы с полным основанием можем говорить о триумфе «идолопоклонства в наиболее порочной форме поклонения человека самому себе».
Что же касается западного христианства, то оно отнюдь не осуждало этого процесса, но, приняв постулат о свободе человека как высшей ценности его земного бытия в качестве социально-культурной данности, освятило союз неоязыческой доктрины с христианской этикой. Так в ходе формирования либерального стандарта сочетались христианское (через католицизм и протестантизм) и языческое начала. Определенное влияние здесь оказала также достаточно влиятельная в западноевропейских университетах иудейская богословская мысль, пришедшая через испанскую культуру и еврейскую эмиграцию в Голландию и сопредельные страны (Маймонид, Крескас, Ибн Эзра). Неудивительно, что наиболее востребованным либеральным мировоззрением в процессе его формирования оказались идеи таких вольнодумцев, атеистов и пантеистов, отколовшихся от традиционного иудаизма, как Барух Спиноза и отчасти Уриель Акоста. К XIX веку практически сложился весь комплекс понятий, описывающих либеральный стандарт существования. Впервые конституированный в «Декларации прав человека и гражданина Великой французской революцией, он был окончательно закреплен во «Всеобщей декларации прав человека» 1948 г.
Достойно всяческого сожаления, что Россия только теперь получает возможность вступить в дискуссию о соотношении либерального и традиционного начала. Да, некогда СССР принимал достаточно активное участие в выработке современной версии либерального стандарта межгосударственных отношений и прав человека. Он шел на это, руковоствуясь прагматическими соображениями, во-первых, чтобы дезавуировать обвинения Запада приверженности тоталитарным методам контроля и управления, во-вторых, чтобы при первой возможности обращать это обоюдоострое пропагандистское оружие на своих идеологических противников. Тогда представлялось, что все нарушения прав человека навсегда останутся скрытыми от мира за железным занавесом, и можно было позволить себе выгодный компромисс с Западом, дабы усилить симпатии к социализму без того, чтобы реально изменить нечто в своей внутренней жизни. Ныне, когда после распада СССР из двух сверхдержав на мировой арене осталась лишь одна, она парадоксальным образом наследовала не только бывшую советскую империю, но политику двойного стандарта в отношении прав челевека. Иначе как объяснить, что поводом для агрессии против Югославии послужила проблема Косово, тогда как аналогичная проблема Курдистана вовсе не рассматривается в качестве основания для акции устрашения в отношении Турции?
Итак, к сожалению, по идеологическим и политическим причинам православная духовно-культурная традиция никак не была представлена советской дипломатией при выработке современных стандартов межгосударственных отношений и прав человека. Насколько могу судить, не была она достаточно обозначена и дипломатами других стран, представлявшими Восток. Иными словами, можно совершенно определенно утверждать: современные международные стандарты по исключительной сути своей являются стандартами западными и либеральными. Это обстоятельство могло бы не вызывать особой озабоченности, если бы речь шла о сфере исключительно внешнеполитической, то есть о межгосударственных отношениях, где этот стандарт зарекомендовал себя как достаточно эффективный. И в самом деле, что произошло бы в области межгосударственных отношений в условиях отказа от универсального по своей природе либерального стандарта? Совершенно очевидно, что на месте этого универсального стандарта был бы стандарт национальный, в минувшие времена неоднократно провоцировавший и легитимизировавший войны. В случае, если бы подобное замещение действительно произошло, совершился бы неконтролируемый распад всей мировой системы, ибо каждый из таких стандартов, будь то «ваххабитский», «китайский», «африканский», «католический», «японский», «индуистский» и т. п., положенный в основу построения межгосударственных отношений, неминуемо был бы отвергнут носителями иных национально-культурных и религиозных взглядов. Попытка строить межгосударственные отношения, игнорируя некие общие для всех принципы, была бы очень близка ко всеобщей катастрофе, в которой не остается места радости в случае победы одного из этих стандартов, пусть даже того, к которому принадлежишь ты сам.
Суть проблемы видится не в том, что сформулированный на уровне международных организаций либеральный стандарт лежит сегодня в основе международной политики, а в том, что этот стандарт предлагается в качестве обязательного для организации внутренней жизни стран и народов, включая те государства, культурная, духовная и религиозная традиции которых практически в формировании этого стандарта не представлены.
Следует особо сказать о моральных ценностях объединяющейся Европы. Совершенно очевидно, что эти ценности также стандартизированы на основе западного либерализма. Пока границы объединенной Европы совпадали с границами Западной Европы, указанную проблему можно было рассматривать как «внутреннее» дело Запада, как его собственный цивилизационный выбор, ответственность за который в религиозном и пастырском плане несли западные Церкви. Сегодня границы объединенной Европы расширяются на Восток, и весьма вероятно, что в обозримом будущем в ее состав войдут страны с многомиллионным православным населением. Что будет означать для этих стран в плане сохранения их духовной, культурной и религиозной идентичности жизнь в соответствии с чуждыми для них этическими и ценностными стандартами? Если Европа, а может быть, и весь мир будут унифицированы на основе единой культурно-цивилизационной нормы, то, быть может, ими станет легче управлять, но красоты множественности, а вместе с тем и человеческого счастья в них наверняка не прибавится. Кроме того, сегодня совершенно очевидной становится невозможность бесконфликтной экспансии либерализма, особенно в тех сферах общественного бытия, которые наиболее цепко удерживают ценности, воспитанные национальной духовно-культурной традицией. На Востоке это явление достаточно очевидно, на Западе менее очевидно, хотя реально оно присутствует и там, и там.
Несколько слов — об экуменизме. Глубоко убежден, что причина кризиса современного экуменизма во многом связана с его неспособностью осознать фундаментальное значение Апостольского предания (традиции) как нормы веры. Эта норма, золотой нитью проходящая через вселенскую историю и соединяющая апостольский век с нашим временем, исчерпывающе определяет пути жизни и спасения христианина. Сбережение и утверждение неповрежденной нормы веры есть миссия православия в мире, ибо отказ от Предания на деле означает автоматическое признание утверждения о том, что человеку все дозволено. В сущности, согласие некоторых христианских деноминаций с допустимостью женского священства или благословение гомосексуальных браков есть не что иное, как практическое осуществление либерального стандарта прав человека и безграничной религиозной свободы. Это один из многих случаев последовательного и целенаправленного вытеснения из жизни современного общества апостольской нормы веры и замещения ее либеральным стандартом.
Трагедия современного протестантизма заключается в приятии этой подмены и соучастии в ней, что оборачивается перспективой утратить конфессиональное самосознание вплоть до пол ного растворения его в системе ценностей секу-лярного мира. Именно в экуменическом движении и в первую очередь во Всемирном Совете Церквей эта тенденция стала очевидной для православных. Протестуя против женского священства и признания гомосексуальных браков, православные протестуют против самой идеи некоего приоритета либерального стандарта (как известно, имеющего не только христианские корни) над нормой церковного Предания. В кризисе экуменизма отчетливо обнаружилось стремление протестантского большинства использовать либеральную идею в качестве фундаментальной идеи, во многом определяющей экуменическую этику и практику, при одновременной нечувствительности к теме Предания. Это привело к тому, что, несмотря на некоторые успехи в области достижения вероучительных консенсусов, православные и протестанты оказались перед лицом новых разделений, имеющих своей причиной некую «абсолютизацию» либеральных стандартов протестантским богословием.
Однако эти серьезные различия и противоречия не следует воспринимать как основание для прекращения диалога, а тем более как основание для религиозного противостояния с Западом. Напротив, Русская Православная Церковь, гласно и в духе братской открытости поставившая вопрос о кризисе современного экуменизма, видит в продолжении межхристианского диалога возможность свидетельствовать разделенному христианству основополагающее значение нормы веры, явленной в Апостольском предании. Весьма плодотворным может быть в этом отношении диалог с Римско-Католической Церковью, признающей Предание как норму веры.
Монотеистические религии, преданные идее верности своей религиозной идентичности и жестко защищающие права своих верующих, о чем красноречиво свидетельствуют соответствующие статьи законодательства Израиля и мусульманских стран, также могут быть союзниками православных в диалоге с теми, кто подвергает сомнению ценность традиции. Сами же многоразличные национально-религиозные стандарты по своей природе, говоря словами Карла Поппера, вовсе не «враги открытого общества», каковыми их пытаются порой представить, но, напротив, способны стать действенным фактором его стабильности и жизнеспособности.
Пока что нас постоянно ставят перед дилеммой: либо православие «изменится», либо будет отвергнуто «мировым сообществом», под псевдонимом которого чаще всего выступает одна из множества ныне существующих культур - западная, а точнее, либеральная. Она настойчиво утверждается в качестве наиболее «прогрессивной», «гуманистичной», «современной». В то же время православие, а нередко и другие монотеистические религии противопоставляются либеральной антропоцентрической системе ценностей, объявляемой нормой для индивидуумов и человеческих сообществ. Церквам и религиозным общинам надлежит адекватно реагировать как на позитивные, так и на явно негативные аспекты ныне совершающегося процесса глобализации. Мы желаем понять других, но и сами хотим быть услышаны и поняты.
Происходя из геоцентрической духовной традиции, воспринимающей антропоцентрический гуманизм как чуждое для себя мировидение, мы готовы относиться к нему с уважением, но никогда не сможем принять в качестве абсолютной и безусловной положительной ценности. Мы также исходим из того, что стандарты, вольно или невольно способствующие разрушению национально-культурной и религиозной идентичности народов, неизбежно приведут к оскудению полноты мира Божия, его унификации и в конечном итоге гибели.
Европа с ее традициями культурной много-укладности, терпимости и открытости могла бы внести решающий вклад в процесс глобальной гармонизации религиозных, культурных, социополи-тических традиций. Важное место здесь должно принадлежать христианам. Верю, что все мы соединенными усилиями сумеем заложить основы подлинно многополярного сообщества, зиждущегося на стандартах, которые, обеспечивая права и свободу людей, сохраняли бы, а не разрушали ценности, укорененные в их духовно-культурных и религиозных традициях. Ибо только такое устроение мира способно стать реальной альтернативой подозрительности, вражде и праву силы в отношениях между народами.